Циолковский как топоним

Памятник Циолковскому на улице Циолковского

Программа Марины Лобановой

«Возвращение в Петербург»

Гость: Константин Андреевич Махлак

Тема: улица Циолковского

АУДИО

Улица Циолковского находится в Адмиралтейском районе Петербурга. Первоначальное название – набережная реки Таракановки – известно с середины XIX века. Затем русло речки Таракановки было засыпано и улица стала называться Таракановская.

Улицей имени Циолковского Таракановская улица была переименована в 1952 году – в честь «основоположника современной космонавтики».

Стоит ли говорить, что Циолковский никак с этой улицей не связан.

А в чем значение Константина Эдуардовича Циолковского для отечественной мысли – рассказывает преподаватель Института богословия и философии Константин Махлак.

К.Махлак:

Космизм Циолковского – это род пантеизма. Он не атеист, у него просто своеобразное представление о религии. Циолковский считал, что Вселенная одушевлена на элементарном уровне, то есть атом – это живое существо. Концепция Циолковского напоминает фильм «Звездные войны», который придуман Джорджем Лукасом (а он опирался на теории антрополога Джозефа Кэмпбелла). Речь идет о том, что есть мельчайшие частицы (напоминающие вот эти живые атомы Циолковского) – мидихлорианы. Джедаи обращаются к этим мидихлорианам и получают сверхспособности.

М.Лобанова:

Разница между фантастикой Лукаса и «научной» теорией Циолковского есть. Она в том, что у Лукаса есть две стороны Силы – темная и светлая. И все время ставится вопрос: а на какой стороне ты? А у Циолковского вообще нет сторон.

…

К.Махлак:

У Циолковского нет темной и светлой стороны. Для него несущественны все эти моральные вопросы. В перспективе прогресса несущественны. В этом отношении учитель калужского епархиального училища, преподававший там математику, зашел достаточно далеко.

М.Лобанова:

У Лукаса есть представление, что лучше умереть хорошим человеком, чем жить плохим. А у Циолковского? А у него есть представление о вечной жизни для человека, а плохой он или хороший – этот вопрос вообще не ставится.

К.Махлак:

Для Циолковского образец – это растительная жизнь. А вот к животной жизни Циолковский настроен критически. В животном мире его многое раздражает. Неприязнь вызывало рождение. И даже человека. В будущем, по Циолковскому, для зачатия детей будут отбираться здоровые женщины и подходящие мужчины, они могут быть даже не знакомы – это всё не нужно. Людей можно выращивать так же, как корнеплоды.

М.Лобанова:

Так это же нацистская евгеника. Это же у нацистов была идея извести всех больных, инвалидов, сумасшедших. И потом – отбирать, отбирать, отбирать годных к размножению. А негодных уничтожать.

К.Махлак:

Циолковский гуманнее. Он не планировал убивать. Надо просто хирургически или химически препятствовать к размножению тех, кто признан негодным для этого. И не только физически больных, а, скажем, склонных к преступным наклонностям.

М.Лобанова:

А все-таки про космос. Почему космос для советских людей – практически религия. Это связано как-то с идеями Циолковского?

К.Махлак:

Конечно. И Циолковский, и вся эта традиция космизма и утопизма, в том числе и советского, связанного с космосом, связана с полным отрицанием исторического прошлого. То есть человек освобождается от «груза» своей исторической жизни, исторического обихода, исторической традиции. Он как лопух при дороге растет. А что лопуху, который у дороги вырос, остается? Только туда – в космос глядеть. То есть у него нет ни самообращенности, ни обращенности к своему историческому прошлому. Потому что никакого прошлого нет – это только цепь заблуждений и обманов, мракобесие, бедность, нищета, социальное неравенство – что видит марксист в прошлом? Ценность прошлого только в том, что там были личности, которые пытались все это разрушить. То есть были предтечами того, что у нас в советской стране осуществлено. Вот, собственно, и все. То есть это – попытка человека уйти от самого себя, убежать от самого себя и затеряться вот в этих якобы бесконечных пространствах. Но, как сказано в фильме Тарковского по роману Лема «Солярис» – человеку нужен человек.

М.Лобанова:

А у Циолковского не так?

К. Махлак:

У Циолковского – нужен выращенный в пробирке сверхчеловек, который устремлен в бесконечность.

М.Лобанова:

А какова судьба животных?

К.Махлак:

К животным Циолковский относился скептически. Почему живое его так беспокоило? Потому что оно слишком иррационально. Животные слишком самостоятельны. Почему бы не регламентировать и эту жизнь? Возникает вопрос: а нужны ли животные? У него есть идея, как извести дождевых червей – прокаливать землю, чтобы они вымерли.

М.Лобанова:

Зачем?

К.Махлак:

Чтобы не было их.

М.Лобанова:

Мы всех червей убьем – и начнется светлое будущее.

К.Махлак:

Ну, не сразу. Главное – устремленность от червя к звездам. Все-таки червь как-то надсмехается над этой устремленностью в космос.

М.Лобанова:

Отметим, улица называется «(имени) Циолковского», а не «Циолковская», как было бы правильнее по-русски.

К.Махлак:

Я вообще-то не против такой улицы, но думаю, что она должна быть в каком-то новом районе города, где мечты Константина Эдуардовича осуществились – о новой жизни разумных атомов в огромных 25-этажных домах.