Тюремное служение. Колония для несовершеннолетних в Колпино

Программа Екатерины Степановой

«Служение»

Тюремное служение. Колония для несовершеннолетних в Колпино

Эфир: август 2015 г.

 

Е.Степанова:

Здравствуйте, уважаемые радиослушатели! В эфире программа о современной социальной деятельности Русской Православной Церкви «Служение». У микрофона Екатерина Степанова, сестра из сестричества святой великомученицы Анастасии Узорешительницы.

В наших передачах мы с вами знакомились уже с большим количеством видов служения. И, пожалуй, самым незатронутым у нас оказалось служение тюремное. Может быть, потому что больше как-то про сестер мне хотелось рассказать.

И сегодня у нас в гостях сестра милосердия нашего сестричества святой великомученицы Анастасии Узорешительницы, которая возглавляет одну из программ братства святой Анастасии. Программа называется «Интеграция подростков, отбывающих наказание в Колпинской воспитательной колонии, в здоровую социальную среду». Это Надежда Николаевна Михайлова. Вы, наверное, очень часто слышали это имя и фамилию в объявлениях нашего радио. И также у нас в гостях сегодня Виктор Бендеров, который помогает Надежде Николаевне и занимается с подростками. А чем он занимается, он, я думаю, сам расскажет.

Здравствуйте!

 

Н.Михайлова:

Здравствуйте!

 

В.Бендеров:

Здравствуйте!

 

ЕС:

Мне самой очень интересно услышать про Колпинскую колонию, потому что одной из отличительных особенностей тюремного служения является то, что туда довольно трудно попасть. Если в больницу можно практически прийти с улицы и начать помогать, то, конечно, в тюрьму просто так не пройдешь – там пропуска, проверки.

Поэтому особенно интересно узнать, в чем же заключается это служение.

Может быть, вначале вы немножко расскажете, как, когда началось это служение?

 

НМ:

Это служение началось уже давно, почти двадцать лет назад. С этого времени отец Александр Степанов является настоятелем домового храма святого Иоанна Воина, который расположен в Колпинской колонии, в здании, где находятся школа, ПТУ. Мы занимаем там третий этаж совместно с библиотекой.

Вы правильно сказали, что в Колпинскую колонию, как и на всякую зону – это предусмотрено законом Российской Федерации – попасть можно, соблюдая особые условия. Нужно сдавать паспорта на проверку в ФСБ, оформлять пропуска через Управление исполнения наказаний. И раз в год мы набираем по благословению настоятеля определенное количество людей – от пятнадцати до двадцати пяти, пишем общую заявку, проходим эту проверку и составляем ежегодный договор с ГУФСИНом о нашей деятельности двухсторонней, о том, что мы имеем право делать. Бывают случаи неординарные, какой-то особой помощи – скажем, нужен фотограф или сварщик, или водопроводчик. Тогда это решается одноразовыми пропусками, но это тоже процедура не одного дня.

Особенность Колпинской колонии в том, что там находятся подростки Санкт-Петербурга, Ленинградской области, Северо-Западного региона – из Мурманска, из Карелии, из Новгорода Великого, бывают из разных областей. Те подростки, кто получают срок в наших городских судах, они все оказываются в Колпинской колонии. Их возраст от четырнадцати до восемнадцати лет. Но если у человека не возникает проблем с администрацией, он не получает взыскания, а получает, наоборот, поощрения, тогда он может находиться в колонии для несовершеннолетних до двадцати одного года. В большинстве случаев молодые люди очень этого желают, потому что из детской колонии проще уйти на условно-досрочное освобождение. Существуют такие законы, что в зависимости от статьи, если человек уже отсидел одну треть или две трети срока, при хорошем поведении, его могут условно-досрочно освободить. А что такое в молодом возрасте лишних три-четыре года провести в заключении – это понятно. И они очень стремятся к освобождению.

 

ЕС:

То есть обычно их после восемнадцати лет переводят во взрослую колонию?

 

НМ:

Их не просто переводят, бывает выездной суд в колонии, представление их на этом суде. Собираются характеристики из школы, с производства, из ПТУ, от воспитателей. И совместно решают, как с человеком быть – какой он направленности; исправляется ли он, старается ли он быть положительным или отрицательным лидером. И принимается решение. И человек, естественно, может сам написать заявление, что он по каким-то причинам просит его на взрослую зону перевести. Но это случается реже, потому что большинство хотят остаться в колонии для несовершеннолетних.

Если человек незнаком с колонией, с тюрьмой, то, конечно, он получает очень яркое впечатление, когда туда попадает. Я пришла впервые в колонию в свой день Ангела, 30 сентября, и пришла с таким правилом: я пока просто буду смотреть, наблюдать, что вокруг происходит. И мы тогда очень долго, около часа – мы вместе с Юлией Владимировной Никитиной, с Надеждой Зориной – стояли на проходной и ждали, когда нас пропустят. А в это время машина выехала из зоны, которая была нагружена гробами. На ней стояло 8-10 гробов. Я не изменила своему правилу, решила, что буду продолжать наблюдать. А Надежда Зорина была более опытный человек в этом служении, она уже раньше бывала в колонии. Юлия Владимировна не удержалась и спросила: «Какая же здесь смертность?» Надя ответила, что дело не в смертности, а здесь устроено производство гробов. Это меня удивило и поразило настолько, что я не могла ничего сказать. Но это было тогда, а сейчас, слава Богу, гробы в колонии не делают, там налажено производство детских игр. Они клеят детские игры, сказочные города, они обклеивают кубики. Это производство устроено организацией «Новое поколение». Но при этом есть производство плиток, есть теплица, есть еще что-то – но большинство все-таки работают в «Новом поколении». При этом им оформляют все документы – полисы, паспорта, ИНН. Но паспорта мы помогаем делать, потому что наше братство организует много лет фотографирование на эти паспорта, а иначе они не могут эти паспорта получить.

Ребята могут там заработать какие-то деньги для момента выхода на свобооду. А на эти деньги могут делать заказы, что-то еще. Я считаю, что если бы был организован, например, какой-то ремонт современных машин, что-то более подходящее, интересное для подростков – это было бы лучше. Но все же что-то есть, и это тоже хорошо.

 

ЕС:

Да, все-таки уже не гробы сколачивают…

 

НМ:

Да, конечно. А основная наша деятельность в колонии заключается в работе с ребятами, но и в работе с персоналом, с сотрудниками как ГУФСИНа, так и самой детской колонии, с администрацией. К нам относятся доброжелательно, слышат наши просьбы, помогают организовывать наши мероприятия. В ГУФСИНе оформляют все наши договора и письма. И я бы хотела поблагодарить сотрудников ГУФСИНа и сотрудников колонии за то, что они ощущают и понимают нужду и необходимость этих детей приобщиться чему-то духовному, в меру того, сколько они вмещают. И даже на проходной мы слышим приветливые слова: «Здравствуйте!», радостные взгляды сотрудниц, и четкие распоряжения начальника, если нужно какой-то срочный пропуск оформить. Это очень доброжелательное отношение, и это очень радует. И поэтому возникающие наши проблемы мы можем вместе обсуждать, и мы всегда говорим, что мы пришли помочь и взрослым, и детям, и мы от этого правила никогда не отступаем. Поэтому, я считаю, у нас сложились такие отношения, что и мы помогаем, и нам помогают.

 

ЕС:

А в чем ваша помощь заключается? Насколько я понимаю, раз есть храм, то служится Божественная Литургия?

 

НМ:

Да, служится Литургия. По запросам ребят проводится крещение, исповедь, беседы со священником с желающими после службы. Молодой человек может подойти отдельно, не на исповеди, а просто так поговорить – такая возможность есть. С приезжающими братьями и сестрами бывает совместная трапеза, и за столом тоже можно пообщаться с людьми, которые вне системы.

Но кроме этого есть у нас группа волонтеров из братства, есть помощники из храма Воскресения Христова из Колпино. Они тоже в колонию приходят уже много лет. Я не буду по фамилиям перечислять, но важно то, что в каждый воскресный день храм открыт. Там есть люди, которые мирским чином молятся каждое воскресенье, общаются, смотрят фильмы, обсуждают, оказывают медицинскую помощь ребятам, если это необходимо.

 

ЕС:

То есть каждую неделю что-то происходит?

 

НМ:

Да, каждое воскресенье храм открыт. Еженедельно мы с Виктором приезжаем в колонию. Мы приезжаем, оказываем медицинскую помощь ребятам на производстве «Нового поколения». На этом производстве есть медкабинет. Мы туда приходили, с нами еще сестра Наташа приходила, сестра Марианна, и мы оказывали в прямом смысле медицинскую помощь. Приходили дети, у которых гниющие ноги – почему-то там были язвы трофические; у кого-то более серьезные заболевания, нужны были какие-то противоастматические средства или лекарства от гепатита. Или были какие-то травмы, пусть даже небольшие. По крайней мере, поток ребят не кончался. И всегда Виктор там присутствовал, потому что он витамины раздавал, просто разговаривал. И тогда их, так сказать, телесная обработка совершалась в таком душевном комфорте. Они приходили и могли говорить не с людьми, работающими в системе исполнения наказаний, а просто с людьми со стороны, и с людьми сочувствующими. С людьми более близкими – не совсем как дома, конечно, но все-таки они ощущали себя с нами в одной плоскости, как мы общаемся на воле. Для них это очень важно. И здесь мы их больше узнавали.

Я теперь исполняю функции бабушки, теперь у меня такая радость – внучка, поэтому я , к сожалению, уже в рабочие дни не могу ездить в колонию с утра. Но мы сейчас эту проблему решаем, и надеюсь, также раз в неделю будет ездить квалифицированная медсестра, которая понимает толк в инфекциях, знакомая с ВИЧ-инфицированными больными, потому что там и такие встречаются. И надеюсь, будет оказана более значительная помощь медикаментами. Они в этом нуждаются.

А кроме этого медицинского обслуживания, после обеда мы шли в храм. Виктор Константинович собирал свою группу – он сам расскажет о своей деятельности, а я уходила в школу. Я стараюсь это делать регулярно. Мои занятия называются не Закон Божий, но мы назвали их «Основы нравственности». Эти занятия уже ведутся много лет.

Когда я пришла туда в первый раз, увидела перед собой восемьдесят  или больше молодых людей, в одинаковой форме сидящих, я подумала: что я им могу сказать? Вы знаете, такой был страх, когда кроме обращенности к Богу ничего внутри быть не может, потому что никакой не было надежды на силы человеческие. Но потом длительное пребывание в братстве, общение с отцом Александром Степановым, слушание его проповедей… Я у него раза три катехизацию проходила. И видение современного человека в современном мире с всеми его проблемами, как обо всем этом талантливо говорит отец Александр – и на радио можно это услышать, это очень вдохновляет и подтягивает. И это все оказало на меня большое воздействие – так же, как мое воцерковление на приходе иеромонаха Валентина (Соломахи). Это два человека, которые меня внутренне построили, и я им очень благодарна. И всегда, когда я общаюсь с этими ребятами из колонии, я обращаюсь к их видению мира. И мне как-то легко – как будто за спиной стоят мои батюшки.

Я вижу, что мальчишки на мои слова реагируют. Ведь прежде, чем им говорить о Законе Божием, для них важно определить точку, где они находятся, их круг болевых проблем и возможность хотя бы маленького шага куда-то. Основа моих разговоров в том, что я говорю, что высший дар Бога, уподобление Ему – это свобода человека. Как ее можно использовать? Вы уже взрослые, и есть варианты, как вы можете использовать свою свободу. И есть вариант, как эту свободу реализовать через Православие. И вы знаете, многие слушают, потом остаются, подходят. Я спрашиваю: «Вам интересно?» Они говорят: «Те, кому не интересно, ушли. А мы-то остались после занятий…» И мы просматриваем разные фильмы – не специально православные, иногда просто художественные фильмы, где человек делает свой выбор. Это им ближе и проще, и это материал, о котором можно потом порассуждать. И, конечно, они задают вопросы. Кто-то из них был в храме, кто-то не был, кто-то вообще в первый раз слышит о Церкви. И через это общение мы выходим на Православие, какие оно дает ответы на их вопросы. Рассказываю об истории Православия, о православном мировоззрении, о православной традиции, о святых. Но не это все не отвлеченно, а все это связано с вопросами их жизни. И таким образом мы рассуждаем, что дает таинство, что дает человеку крещение, что дает человеку исповедь. Потому что там, конечно, очень многие дети печальны, они бывают очень огорчены разрывом отношений со своим окружением, со своими родственниками. Очень их подавляет среда, среда достаточно агрессивная изнутри, потому что не выхода. Они слышат друг от друга грубость, мат. А душа-то просит другого. Детство ими не забыто, и когда возвращаешься к тому, что в любом человеке в любом положении есть человеческое, я понимаю, что это им очень нужно.

Как сделать так, чтобы пребывание в колонии стало отправной точкой в другую жизнь? Здесь просто как хождение по острию ножа. Самое главное, что с ними нужно говорить таким языком, даже о Боге, о таинствах, чтобы было все это им близко, понятно, чтобы укладывалось в их мировоззрение. Потому что самые младшие, которые находятся в колонии – это условно седьмой класс. Но есть среди них ребята, которые только-только по прописям научились читать и писать. Некоторые дети остались вообще без образования к своему подростковому возрасту, а другие выпали из образования на каком-то этапе своей жизни, например, уже в начальной школе. Они что-то могут хорошо делать руками, у многих есть доброта в сердце. Есть мальчики очень продвинутые, интеллектуально сохранные, но большая категория детей, которые из образования выпали, и они просто многого не знают. И, конечно, нужно с ними общаться так, чтобы никто из них не чувствовал себя не понимающим, отстающим, лишним. Это всегда нужно учитывать. И в то же время нужно общаться так, чтобы тем, кто понимает и лучше знает, им тоже было интересно, и они тоже могли себя в этих беседах как-то реализовать.

Я думаю, что о занятиях расскажет Виктор, потому что он ведет очень большую работу, чтобы в этом состоянии некоего хаоса, агрессии и раздрая, создать, может быть, самое позививное для человека – возможность не столько слушать, сколько включиться в какой-то творческий процесс и увидеть что-то сделанное своими руками. В частности, единственное, что я хочу сказать, предваряя Виктора, что наш батюшка ездил в Италию и сообщил радостную новость, что несколько работ наших ребят осталась на выставке в Италии. Что есть одиннадцать прекрасных картин, что их оценили и оставили там на время, но обещали вернуть. А как это получается, что работы наших ребят даже в Италию попадают – пусть Виктор расскажет.

 

ЕС:

Да, Виктор, расскажите, пожалуйста. Надежда Николаевна уже говорила, что Вы регулярно в колонии бываете – расскажите, что Вы там делаете.

 

ВБ:

Я веду в колонии изостудию. Главное  Надежда Николаевна уже сказала. То, что наши работы попали в Италию – это очень просто, нашей заслуги здесь особенно нет. Просто, действительно, то, что они начинают делать, это, конечно, удивительно и для них самих, и для всех. И были случаи, когда эти рисунки смотрели художники и искусствоведы, восторгались ими.

Действительно, такого контраста обжигающего нигде не встретишь, кроме как в этом экзотическом месте, в этой изостудии в колонии. Надя сказала, что дети там бывают печальны – это очень мягко она сказала. Они просто раздавлены в большинстве своем этой ситуацией, которая там существует. И это при том, что все, конечно, стараются сделать все возможное – и администрация, и сотрудники. Но тем не менее, конечно, это состояние раздавленности – в основном в таком состоянии они находятся. Поэтому наша позиция  такая. Мы не говорим о покаянии, хотя понятно, что мы к этому ведем. Но само-то слово, конечно, там, в этой среде, обрастает совершенно другими ассоциациями, поэтому хочется больше говорить о красоте мира, созданного Богом, о красоте призвания человека. И в этом смысле живопись, конечно, это огромная сила и по-настоящему дает совершенно свежее, новое для них видение мира.

Общение с цветом, с живописью, конечно, необычно для этих детей. При всем при том, что оно, в основном, для них не пригодится никогда и нигде, это не какое-то практические занятие. Но на самом деле, на мой взгляд, это в каком-то смысле полигон для того, чтобы немножко разогреть душу для молитвы. Вот такой образ, например, грузовика замерзшего на морозе, у которого мотор никак не может включиться, пока его ручкой не начать заводить. И то, что мы делаем в студии, это примерно на это похоже.

Эти картинки, может быть, даже не самое интересное. Самое интересное – смотреть на них, когда это проходит через них, эта красота, которую им удается создать. Эта красота даже отражается на их лицах – они просто процветают как лики, эти лица детей, которые в своей жизни ничего по-настоящему хорошего не видели. И они уже в состоянии обреченности, и готовы в таком состоянии жить всю оставшуюся жизнь. И вдруг они видят, что с их помощью создается нечто прекрасное. Конечно, я в этом смысле вкушаю самые первые плоды вот этой радости, которую я вижу в них. Это самая драгоценная картинка.

Хотя и их картины тоже иногда получаются очень интересные. Это сочетание и неумения детского, и налета специфики тюремной. Но вместе с тем это, конечно, очень чистые и неповторимые произведения, которые, как мне кажется, нигде в других условиях невозможно создать. Они дети – мы их так условно называем, а по-настоящему они, конечно, уже старшие подростки, есть и двадцатилетние, и есть двадцати одного года один – но вместе с тем в них сочетание какой-то искренности, чистоты детской – при том, что они, конечно, вне себя этой чистоты мало видят. Но внутри они ее сохраняют каким-то образом. И когда у них есть такая возможность эту чистоту раскрыть, то, конечно, это для них и открытие самого себя, и мира. И это свидетельство, может быть, самое глубокое – что он внутри себя чувствует, что он создан по образу Божию, по образу Бога-Творца. И эти трогательные и очень важные состояния, которые ребенок может таким образом пережить, мне кажется, они могут быть опорой для молитвы. Что, по-моему, и происходит часто.

В этом смысле это просто драгоценно, что мы можем себе позволить такую роскошь. Я им всегда говорю, что мы можем с вами рисовать в храме – а это, действительно, очень редко, когда возможно.

 

ЕС:

А вы прямо в храме занимаетесь?

 

ВБ:
Да, у нас там трапезная, это такое помещение, которое условно отделено от пространства храма. Но тем не менее мы видим и иконостас, и иконы, все это окружает нас. Перед началом нашего рисования мы обязательно молимся, читаем «Царю Небесный», потом коротко беседуем в самом начале – чтобы они из своей обычной среды вышли, из этой обыденности в пространство творчества. Обычно мы не обременяем их какими-то особенными разговорами, просто стараемся порисовать вместе, дать им побыть наедине с собой, наедине с этими иконами, которые их там окружают.

 

ЕС:

Они с удовольствием приходят на эти занятия? Или есть такое отношение – лучше пойти порисовать, чем нагрузят какой-то работой? Или это в свободное время происходит?

 

ВБ:

Нет, у них особенно свободного времени нет. Но приходят они с удовольствием. Даже своего рода конкурс существует, чтобы ходить в студию. Это обычно происходит во время школы, школьных занятий. Но школа согласна с тем, чтобы они ходили к нам. И они, конечно, просто рвутся на эти занятия. Мы, к сожалению, не можем принять всех желающих туда.

 

ЕС:

А конкурс на какой основе? Умеет-не умеет рисовать или просто тяга к рисованию?

 

ВБ:

Нет, просто скорее тяга к личному общению. Потому что рисование – это, конечно, роскошь для нас. А вообще они реально готовы чем угодно заниматься – хоть вязанием на спицах, хоть обучением башкирскому языку. Чем хотите, занимайтесь – лишь бы на них посмотрели как на нормального человека. А если посмотрят с любовью – это для них вообще незабываемо. Поэтому я очень благодарен батюшке за то, что он никак нас не воздвигал на какое-то определенное количество детей. Мы запросили десять человек – он сказал: хорошо, пусть будет десять, не больше. И это, действительно, дает возможность создать такую камерную обстановку, когда мы можем таким семейным кругом побыть, поработать, потом попить чаю, побеседовать. А если детей больше, то уже получается совсем другое. Лекция, урок может быть, но это уже не то качество общения. То, что делает Надежда Николаевна в школе – это уже другой жанр. Другая форма, тоже очень важная, потому что всем желающим услышать что-то о духовной жизни, о Церкви мы не можем дать такую возможность в нашей студии.

Много случаев можно было бы рассказать удивительных…

 

ЕС:

Я думаю, что мы перенесем этот рассказ об интересных случаях на следующий раз, потому что наше время передачи ограничено. Мы продолжим рассказ о тюремном служении в Колпинской колонии Братства святой Анастасии Узорешительницы и беседу с руководителем программы Надеждой Николаевной Михайловой и Виктором Бендеровым, который помогает Надежде Николаевне и ведет студию рисования в КОлпинской колонии.

Я прощаюсь с вами, уважаемые радиослушатели. У микрофона была Екатерина Степанова, сестра из сестричества святой великомученицы Анастасии Узорешительницы. До свидания!

1.

2.

ФОТО: