В программе «Неделя» настоятель Князь-Владимирского собора протоиерей Владимир Сорокин вспоминает Святейшего Патриарха Алексия Второго и его время (часть 2)

Александр Крупинин: Здравствуйте, уважаемые слушатели! В эфире программа «Неделя» и ее постоянный ведущий Александр Крупинин. На этой неделе произошло скорбное событие – кончина Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия Второго. Сегодня мы поговорим с протоиереем Владимиром Сорокиным, настоятелем Князь-Владимирского собора Санкт-Петербурга, который хорошо знал Святейшего Патриарха, много с ним работал. Отец Владимир поделится своими воспоминаниями о Святейшем Патриархе. Но для начала мы послушаем запись протоиерея Бориса Безменова.

Прот.Борис Безменов: Я хочу сказать, что этот человек был удивительным вот в чем: он старался сказать абсолютно точно то, что есть на самом деле. Если кто-то из собеседников уклонялся хотя бы в чем-то от истины, немножко передерживал что-то, или что-то путал, или что-то слишком эмоционально преподносил, Патриарх немедленно поправлял. Он говорил: «Нет, это не так». И это стремление к абсолютной правде у него проходило через всю его жизнь. Поэтому когда к нему приходили люди любого ранга, от самого маленького до высшего, от студента до президента страны, все они чувствовали, что этот человек делает, думает и утверждает то, что и есть на самом деле. К нему сразу рождалось доверие. И так было везде. Он же в Эстонии служил митрополитом, это очень сложный регион. Это народ, который настроен на национальную обособленность, и считает всех, кто посягает на нее, своими врагами; это конфессия, которая отличалась от нашей, – там распространено лютеранство. И вместе с тем, когда он там был, там был полный мир, согласие и взаимодействие между эстонцами и русскими, по крайней мере, в церковной сфере. И так было и в Петербурге, когда он сюда приехал. Так было и в Москве. Собчак был очень уважительно настроен к нему, в Москве – Лужков. И все эти удивительные плоды, которые были достигнуты его деятельностью, они все, мне кажется, порождаются эти удивительным его качеством – стремлением к правде. И так было и в отношениях между людьми; каждый чувствовал, что когда к нему приходишь, он с тобой вместе, что он, действительно, за тебя переживает и тебя никогда не подведет. И это чувствовали абсолютно все. И в этом смысле я даже полагаю, что это определенное свойство святости, и если когда-нибудь встанет вопрос о канонизации Патриарха Алексия Второго, я этому не удивлюсь…

Александр Крупинин: Это был протоиерей Борис Безменов, хорошо известный нашим радиослушателям по программе «Пастырский час». Он передал свои впечатления по телефону.

Прот. Владимир Сорокин: Я, конечно, очень рад, что отец Борис так высоко ценит Патриарха. Слава Богу. Но я немножко не согласен по поводу святости. Я все-таки не считаю, что Патриарх Алексий был безгрешным и безошибочным человеком.

Александр Крупинин: Ну, ведь святой – это же не безгрешный человек, как всякий человек.

Прот. Владимир Сорокин: И все-таки у нас есть определенное представление о святости. У меня с Патриархом были некоторые конфликтные ситуации, и довольно серьезные. Мы с ним очень сильно расходились в отношении того, что нужно брать для резиденции. Я помню, я ему говорил: «Вы же президент Конференции Европейских Церквей, просите лавру, они Вам сразу отдадут, они не смогут Вам отказать». Я очень настаивал, чтобы лавру нам отдали. Хотя бы для начала три-четыре кельи, а дальше будем двигаться. Потому что средства, которые уйдут на восстановление резиденции на Каменном острове, очень большие. И эти средства можно пустить на восстановление лавры, и это для Церкви будет очень значимо. Я же всю жизнь занимался в этой экономической системе, и привык считать, что каждый рубль, попавший в Церковь, должен здесь внутри и вертеться, то есть работать. И на храм, и на больницу, и на школу, и на радио в том числе. Ведь когда отдали резиденцию на Каменном острове, там все было в разваленном состоянии. Конечно, резиденция тоже нужна…

Александр Крупинин: Она не принадлежит Церкви?

Прот. Владимир Сорокин: Насколько я понимаю, она в аренде. Ее нужно было очень серьезно восстанавливать. И все-таки это прежде всего дворец. Ведь одно дело митрополиту жить в монастыре, а другое дело – жить во дворце. Он даже на меня как-то обиделся. Но я сказал: «Владыка, ведь в лавре же все-таки будет монастырь, это же важно». Но он был очень настойчивый. И я отчасти его понимаю: представительское дело для него было ключевым. Он смотрел глобально. И еще я помню, он мне тогда ответил: «Лавру отдадут через десять лет, а мне резиденция нужна сейчас». И вот тогда мы с ним, конечно, довольно серьезно спорили и принципиально. А другой с ним такой момент был… Но это уже мы с ним вместе попали в жуткую ситуацию. Когда разрешили в Верховный Совет избираться, он меня попросил быть доверенным лицом. И я встречался там, и все прочее. Хотя знал, что каноны церковные это запрещают. Нельзя церковным людям, клирикам входить в государственное управление. И я очень хорошо помню, как я организовывал ему встречи с общественностью, было там много вопросов, было так все это интересно… Но самое интересное было вот что: один раз в жизни я его увидел смеющимся от души, что называется. Он же шел в Верховный Совет от Фонда милосердия и здоровья, был такой Всесоюзный Фонд. И по этому Фонду должны были пройти в Верховный Совет учителя, врачи…

Александр Крупинин: Наши слушатели, может быть, уже не очень помнят эту ситуацию. Дело в том, что избирали не прямым голосованием, а от общественных организаций…

Прот. Владимир Сорокин: Да. И вот в Москве должна была быть последняя конференция, присылают приглашение мне как представляющему митрополита Алексия, и пишут адрес: «Безбожный переулок». Представляете? Я сначала подумал: «Что это, насмешка такая?» И говорю: «Владыка, вот видите, какой адрес: Безбожный переулок». Он сначала растерялся, а потом так хохотал. И мне объяснил, что был в Москве то ли Архиерейский, то ли Протопоповский, а его потом переименовали в Безбожный. Но главное, что митрополита нужно было выдвигать на конференции вот в этом Безбожном переулке. И я был на этой конференции, митрополит там небольшим количеством голосов прошел. Но потом я увидел, что Господь проучил и его, и меня, и нашу всю иерархию. И это надолго теперь запомнится. Потому что до сих пор иногда кадры эти мелькают: вот идет Съезд народных депутатов, и выступает Андрей Сахаров. Помните его выступление? Зал начинает бурлить, половина встали, а остальная часть сидит. А объектив показывает митрополита Алексия. Я смотрю, а с него просто пот градом, он не знает, что ему делать – вставать или сидеть? А ведь в той ситуации было одинаково – ведь ползала стоит, ползала сидит. И я боялся, что с ним будет плохо. Я ведь знаю его характер, его напряжение, его переживание. Он ведь хотел для всех быть хорошим, а тут такое разделение, и объектив прямо на него. И бедный владыка наш сидит, и я смотрю и думаю: «Господи, хоть бы он выжил». Выжил! Но не встал. Но потом-то началась критика. И потом, когда он стал Патриархом, первые постановления, которые были в Синоде, – ни ногой никому из клириков в государственную власть. Тогда только один Глеб Якунин остался, и полностью, действительно, дискредитировал присутствие священников в этом органе власти – когда он дрался и все прочее. И вот это, я считаю, тогда была допущена ошибка…

Александр Крупинин: С другой стороны, все эти встречи с избирателями ведь очень много давали людям – возможность общения с Церковью, с ее представителями…

Прот. Владимир Сорокин: Да, это помогло представить Церковь обществу. Но уж слишком дорогой ценой все это досталось. А Владыка был таким оптимистом, таким уверенным, что он преодолеет все своим авторитетом, что Церковь на таком высоком уровне, и что голос Церкви все-таки услышат.

Александр Крупинин: И ведь услышали…

Прот. Владимир Сорокин: Да, какая-то часть услышала… Но тогда Владыка заявил: «Не может Церковь быть с какой-то одной партией. Церковь должна быть над все этим, над всей политической борьбой». И потом несколько раз повторяли это постановление. Так что я бы не сказал, что у него все получалось без ошибок. Вот сейчас много о нем говорят, и только положительное. Но ведь время было такое коварное. А он был человек очень осторожный, но при этом был уверен, что Церковь в обществе должны услышать. А на сегодняшний день что же мы имеем? Вот Церковь заявляет в своих посланиях свое мнение по разным поводам, но не так это уж сильно в общество проникает и не такое уж сильное воздействие имеет. Хотя статистика говорит, что за его Патриаршество количество православных увеличилось по социологическим опросам в три раза. Было около 20%, когда он стал Патриархом, потом 50%, а сейчас чуть ли не 67%…

Александр Крупинин: Но это все-таки очень условные цифры…

Прот. Владимир Сорокин: Да какие бы ни были. Важно все-таки, что процесс идет. А про цифры я с Вами согласен, здесь сложно все учесть. Но в том, что идет процесс вхождения Церкви в сознание людей, в культуру, уже не усомнишься. Конечно, Церковь еще стопроцентно не заняла то место, которое должна бы занять, но все-таки тенденция, я Вам скажу, положительная. И то, что сегодня кончину Патриарха вместе с нами, православными верующими, переживает вся страна, и день траура по всей стране объявлен, – это все-таки о многом говорит. И я считаю, что его девятнадцатилетнее служение очень много значило. Да он ведь с детства служил в Церкви! Еще со своим отцом служил, в алтаре прислуживал…

Александр Крупинин: Ведь ему очень повезло, что детство его прошло не в Советском Союзе. Он ведь жил в Эстонии, ведь там была свободная Церковь.

Прот. Владимир Сорокин: Во всяком случае свободнее, чем здесь. Сказать, что свободная Церковь была, – вряд ли, но все-таки он прошел в детстве неплохую школу, хороший фундамент был заложен. И потом, когда он взрослел, как-то его Господь тоже помещал в нужные места. В семинарии ему очень помог владыка Григорий (Чуков). Я о нем книгу писал, я не стал приводить это в своей книге, а есть резолюции. Ведь его, собственно говоря, из Академии выгнали, уволили. Когда он поступил в Академию, он был уже священником. А поскольку владыка Григорий очень помогал эстонским приходам, потому что они были приписаны, он хотел будущего владыку поддерживать. А он был очень молодой. Его рукоположили и отправили на приход, и он должен был сдавать экзамены попредметно как бы заочно. И вот какой-то он экзамен не сдал по каким-то причинам, не смог приехать вовремя, и его уволили. А митрополит Григорий получил журнал Ученого совета и все это узнал. И вот есть такая резолюция митрополита – дословно не передам, но содержание помню: «Я вас прошу восстановить этого студента, потому что он молодой, а молодых надо поддерживать. Нельзя так поступать с молодыми, они же служат в таких сложных условиях…» Такая длинная резолюция. Естественно, в Академии его восстановили. И он всегда был очень благодарен владыке Григорию и всегда его очень ценил.

Александр Крупинин: Отец Владимир, вот я обратил внимание, Вы сказали, что один раз видели, как Владыка Алексий рассмеялся от души. То есть он вообще был очень сдержанный человек? В проявлении своих чувств, эмоций?

Прот. Владимир Сорокин: Да, он был очень сдержанный. Вот было как. Вы приходите к нему, или он вызывает, – и всегда он слушает вас и смотрит вам в глаза. Была у него такая особенность. Вы говорите о своем деле – а он смотрит в глаза и молчит.

Александр Крупинин: Страшно было, наверное?

Прот. Владимир Сорокин: Да, как-то начинаешь ежиться. Смотрит и ничего не говорит. Слушает тебя, слушает, – ты ему и такой довод, и такой. А он все молчит. А я привык работать с митрополитом Никодимом, он был, наоборот, очень импульсивный. К тому нужно было приходить всегда с заготовками трех-четырех вариантов решения вопроса. И у владыки Никодима по ходу рассказа всегда возникало много вопросов. А владыка Алексий сидит, внимательно слушает, смотрит – и молчит. И какая у него всегда была осанка – он всегда себя Патриархом чувствовал. Даже когда епископом был, у него всегда осанка такая. С поднятой головой. Он представлял Церковь. Я всегда поражался, например, за рубежом, когда он участвовал во всяких международных конференциях: вот идет наш Владыка, и понятно, что он представляет Россию и нашу Церковь. У него вызывающий почтение вид, поднятая голова, посох. Все с иголочки, все начищено. Он идет, и все сразу понимают, что это представитель Русской Церкви. И так было всегда. И вот когда вы у него на приеме, он сидит в кресле и спокойно, внимательно слушает. А потом, когда он уже все выслушает, вы уже выложились полностью, сказать больше нечего, – вот тогда он начинает спрашивать: «А вот если так, а если вот так?» И часто говорил: «Делайте, как задумали, но за ошибки ответ нужно будет держать».

Александр Крупинин: То есть его манера была спокойная.

Прот. Владимир Сорокин: Да, он никогда не раздражался, никогда не кричал, даже голос не повышал. Вот это я всегда отмечал. И я научился тогда излагать все кратко и ясно, но очень хорошо запомнил, что отвечать нужно будет самому за то, что сейчас предлагаешь.

Александр Крупинин: Отец Владимир, давайте послушаем еще одну запись. Отец Александр Степанов связался по телефону с Вашингтоном и записал отца Виктора Потапова, настоятелем храма во имя Рождества святого Иоанна Предтечи. Отец Виктор тоже несколько слов сказал о своем знакомстве с Патриархом Алексием.

Прот. Виктор Потапов: Святейший Патриарх Алексий Второй, конечно, был фигурой эпохальной. Он пронес Церковь через период гонений к свободе, и сам лично очень способствовал, безусловно, возрождению Православия в России. Сам лично он освятил множество храмов, монастырей. Это все, конечно, всем известно, и об этом будет написано еще много страниц современной русской церковной истории. Лично я встречался с ним несколько раз, и вот что меня удивило. Когда служилась объединительная Литургия в Храме Христа Спасителя 17 мая 2007 года, было множество священнослужителей, и когда пришло время причащаться, Патриарх лично, несмотря на очень продолжительную службу, лично всем епископам и священникам Зарубежной Церкви вручал частицу Тела Христова. И меня удивило, что он меня назвал по имени, я не говорил ему, он сам меня узнал. Он меня знал, потому что я многие годы работал на «Голосе Америки», мы были как бы по разные стороны баррикад. Он как-то очень прочувствованно сказал: «Христос посреди нас», вручая мне драгоценную частицу Тела Христова, с особым чувством, с такой радостью. Потом, после причащения, после того, как все прочли благодарственные молитвы, он уже лично подошел ко мне и сказал: «Какое счастье, что теперь мы едины. И все, что было раньше, все позади. Мы теперь братья во Христе». Это, конечно, на меня произвело неизгладимое впечатление. Я просто почувствовал, что Святейший Патриарх, несмотря на все перипетии его жизни, – конечно, ему пришлось много пережить, порой идти на какие-то компромиссы, – он все-таки очень духовный, по-настоящему церковный человек. И Богом избранный человек. И именно ему Господь вручил ответственность за объединение Церкви. Как-то так сошлось, что два человека возглавляли этот процесс – митрополит Лавр и новопреставленный Святейший Патриарх Алексий Второй. И они делали это не только потому, что должны были это делать, что так Церковь велит, но еще и потому, что они друг друга очень полюбили и услышали зов Божий о необходимости добиться этого примирения. В мае этого года я был в Москве с двумя собратьями моими, с двумя священниками. Был канун дня Победы, а у нас было одно дело к Патриарху. Конечно, Вы сами представляете, что такое канун дня Победы и как занят в этот день Патриарх. Мы надеялись получить аудиенцию, может быть, на пять-десять минут. Но он нас не только принял, но еще и пригласил на обед. И мы в течение почти двух часов самым интереснейшим образом с ним общались. И тогда мне снова удалось почувствовать его глубокую духовность, его настоящую дружбу. И, конечно, я счастлив, что теперь я могу сказать, что это не «Ваш» Патриарх, а «наш» Патриарх. И я, и все наши прихожане сегодня в нашем соборе будем служить панихиду. Завтра и в другие дни тоже будет панихида совершена, в течение всех сорока дней мы будем совершать заупокойные богослужения. Будем его поминать и молиться, чтобы по его молитвам Господь послал бы Русской Церкви достойного преемника…

Александр Крупинин: Это был протоиерей Виктор Потапов, настоятель храма Рождества святого Иоанна Предтечи в Вашингтоне, клирик Русской Зарубежной Церкви.

Прот. Владимир Сорокин: Я был знаком с отцом Виктором Потаповым. И вот что я хочу сказать: я понимаю Патриарха. Для нас в то время, когда кто-то выезжал за рубеж, это было все-таки самое тяжелое и самое, можно сказать, драматичное – то, что мы со своими собратьями разобщены в церковной жизни. Вот сколько раз это бывало: придешь на западе в русский храм, служат Литургию, все как у нас, иконы наши, люди служат по-славянски. Но в алтарь – нельзя зайти, потому что меня неправильно поймут. Хотя я лично со священниками Зарубежной Церкви, с тем же отцом Виктором и с другими в прекрасных отношениях. И я был у него и в семье и так далее. Но в церкви я не мог даже в алтарь зайти, не то чтобы причаститься. И вот это самая больная была духовная рана. Я представляю, каково это для Владыки Алексия, ведь они с отцом Алексием Киселевым в одном храме в Эстонии молились, это еще в детстве. И вдруг так история ставит одного в одну сторону, другого – в другую, так, что они не могут даже поздороваться по-православному. Тогда отец Алексий подошел под благословение к Патриарху, а его запретили в служении в Зарубежной Церкви. Представляете, какая это рана была для всех? Для человека неверующего, нецерковного это не так понятно. Но для нас, для священнослужителей это было до слез больно. Вот вошел в свой православный храм, а тебе говорят, что ты здесь чужой, по крайней мере наполовину чужой. И я представляю, какая для Патриарха была радость это объединение. И, конечно, это великий Промысл Божий: сначала воссоединились две церковные ветви, а потом уже скончались и один, и другой иерарх, которые возглавляли эти Церкви. Друг за другом, довольно быстро. Неужели не перст Божий, не знамение? Ведь не раньше, не позже. И я считаю, что уже в этом можно видеть, что у Патриарха Алексия была миссия, и еще с детства Господь его готовил – хотя бы через Эстонию и служение в Эстонии, – чтобы этот вопрос нашел такое решение. Они успели подписать этот Акт о воссоединении, и Господь их обоих призвал. И я представляю, какая радость это была для Патриарха, с каким облегчением он, наверное, сказал: «Теперь я могу и умереть». Конечно, никто не слышал эти слова, но я уверен, что он мог их сказать с легкой душой. Потому что это я просто чувствовал, когда мы с ним Европе бывали, какая для него это тоже была рана. Ведь люди-то сами были очень расположены. Когда прихожане зарубежные узнавали, что мы приезжаем, они всегда приглашали и к себе домой, угощали, готовы все сделать. Батюшки зарубежные говорят с нами за чаем. А в храм придешь – в алтарь не заходи… Вот это была настоящая трагедия.

Александр Крупинин: Отец Владимир, еще вопрос у меня есть к Вам. Вот Вы ведь были на соборе, когда избрали Святейшего Патриарха. Может быть, несколько слов об этом Вы расскажете? Как это все происходило? Ведь это была неожиданность довольно большая, потому что государство настаивало на другом кандидате, насколько я знаю?

Прот. Владимир Сорокин: Все-таки это был уже 1990-й год, уже после празднования Тысячелетия Крещения Руси, общество уже развернулось к Церкви, уже началось раскрепощение, и уже государство, может быть, и хотело бы повлиять, но я помню ситуацию. Я был членом собора, потому что я был ректором Санкт-Петербургской Духовной Академии и по положению должен был быть там. И вот стал вопрос об избрании Патриарха – какую процедуру принять? Обсуждали, обсуждали и приняли процедуру такую: раздаются чистые листы бумаги всем членам собора, в том числе и нам, и пиши, кого хочешь, одно имя. И было там человек четыреста на соборе. Это же Поместный собор был, то есть епископ, клирик и мирянин. И вот собрали эти листки – и были самые разные имена, чуть ли не тридцать или сорок архиереев. Тогда отобрали первых десять. Заполнили листки на эти десять имен, кто кого выбирает – вычеркивай девять, оставляй одного. Вычеркнули, собрали – опять получилась цифра, больше трех. Отчеркнули первых трех – это были Алексий, Владимир Ростовский и Филарет Киевский. Опять заполнили, раздали. А я как раз эти бюллетени раздавал, собирал. И сказали: вычеркнуть двоих, оставить одного. Собрали листки: выстроилось так по количеству голосов – Алексий, Владимир и Филарет. А нужно двоих оставить, и Филарета отставили. Заполнили бюллетени двумя именами, опять раздали – оставляйте одного. Собрали. Владыка Антоний (Блюм) был Председателем счетной комиссии, а это происходило в Троице-Сергиевой лавре в Трапезном храме. А там, где хор, там вроде как отделение такое, и вот там они сидели, считали. И я помню, мертвая тишина… Сидят все, ждут, такой момент исторический. Владыка Антоний идет. А там расстояние довольно серьезное до кафедры, а он идет так спокойно, он ведь врач и психолог, он ведь чувствует, что зал наэлектризован до невозможности. А он степенно подходит, поднимается на кафедру и говорит: «После подсчета голосов вот такие результаты», – все так медленно, степенно говорит: – «Митрополит Алексий – …» Я не помню, какая там была цифра, но был перевес в десять или пятнадцать голосов в пользу митрополита Алексия. И сразу: «Аксиос!» Все встали, и митрополит Алексий встал навстречу. Пот градом, конечно, со всех катится, потому что такое напряжение было. И все запели: «Аксиос», потому что по количеству голосов митрополит Алексий избирается Патриархом. И колокол зазвонил на колокольне Троице-Сергиевой лавры. И начались поздравления, и с этого момента все напряжение спало. Я очень хорошо помню все это. И поэтому говорить здесь о влиянии государства уже просто невозможно было. Ведь если вот так устроить процедуру, то как можно повлиять? Вот чем я свои воспоминания по этому поводу закончил: все-таки русский эстонец – и русский украинец к финишу подошли, верно? И если смотреть с точки зрения исторической – все-таки это не внутренняя Россия, это мое мнение такое. И тогда была довольно серьезная украинская ситуация, митрополит Филарет очень нагнетал обстановку…

Александр Крупинин: Я читал воспоминания архиепископа Ионафана (Елецких), который был викарием у митрополита Филарета, что Филарет даже оставил свою квартиру в Киеве, все оттуда забрал, настолько он был уверен, что будет Патриархом.

Прот. Владимир Сорокин: Вот если говорить о влиянии, то митрополит Алексий не вел никакой, так сказать, «предвыборной кампании». Но митрополиту Алексию очень помог ленинградский период его жизни. Когда он здесь стал митрополитом, у него действительно успешно пошли контакты с властями, и стали активно возвращать храмы Церкви. А в то время каждый возвращенный храм воспринимался в обществе как настоящее знамение, как целое событие. А когда еще перенесли мощи Александра Невского, и многие, конечно, помнят, такой крестный ход по Невскому проспекту, – там ведь весь народ, весь город стоял. И все это очень помогло. Когда еще были выборы в Верховный Совет, я помню тогда было два пункта в той предвыборной кампании: переквалификация женской консультации рядом с Духовной Академией в геронтологическую больницу святой Ксении Блаженной и строительство храма в Металлострое, в колонии. И это в то время, после коммунистического зажима, когда ничего нельзя было, – а тут сразу столько! И была такая тогда программа «600 секунд», Невзоров ее вел. И он показал, как митрополит на своей машине въезжает в зону. И колючая проволока… И это показали по всей стране, и это такое ошеломляющее впечатление на всех архиереев произвело. Они там сидят в глубинках, и у них там еще все закрыто, все запрещено. А тут – митрополит Алексий въезжает в тюрьму, ему открывают ворота, он там храм закладывает! И вот когда я был участником Поместного собора, то слышал такие разговоры: «Да, ведь это же он в тюрьме был, храм закладывал!» И вот все это очень сильно ему помогло. Но это же все-таки не борьба была за Патриаршество, это просто было его служение в Ленинградской митрополии.

Александр Крупинин: Здесь все-таки был очень «продвинутый» город в плане демократизации, вообще всяких перемен…

Прот. Владимир Сорокин: Да, и митрополит Алексий сразу подошел ко всем делам с таким подъемом. И это действительно была такая волна в обществе, и вот он на этой волне занимает свое достойное место. И Бога благодарить надо, что он был во главе Церкви, когда была смена столетий, смена тысячелетий. Вот я с ужасом иногда думаю: не дай Бог, если бы Святейший скончался в 2000-м году. Ведь эти кликуши всякие могли довести до катастрофы. Это действительно была воля Божия, и она продержала его до 2008-го года. И слава Тебе, Господи, что он сейчас мирно отошел, оставив после себя такое великое сокровище – единую Церковь. И теперь нужно продолжать реализовывать все его намерения, и продолжать его дела. А у него очень много было сделано хорошего. Царство ему Небесное, вечный покой. Я Бога благодарю за то, что мне судил с ним вместе в эти сложные времена служить Богу и нашей Церкви.

Александр Крупинин: Отец Владимир, огромное спасибо за то, что Вы пришли к нам и рассказали нам так искренне о Святейшем Патриархе Алексие. Очень много официальных материалов, и ведь часто для нас, православных мирян, Патриарх или митрополит – это кажется где-то там далеко, и мы иногда забываем, что это такие же живые люди. И когда Вы нам рассказывали, как он себя вел, как общался с людьми, – это же очень важно, чтобы понять и почувствовать человека.

Прот. Владимир Сорокин: Да, он в историю войдет как человек, который мог и глубоко общаться с людьми, и молиться, и действительно он всегда очень глубоко все переживал. И я очень надеюсь и верю, что Господь даст ему Царство Небесное по заслугам его.

Александр Крупинин: Да, мы будем об этом молиться. Огромное спасибо, отец Владимир, Вам за участие в нашей программе.

Прот. Владимир Сорокин: Спасибо и Вам. Я желаю всем помощи Божией. А Святейшему Патриарху Алексию – вечная память и наша благодарность.