«В русской школе нам читали лекции Василий Зеньковский, Сергей Трубецкой, генерал Римский-Корсаков, отец Александр Шмеман, который был сам немного старше нас»

 

«Россия. Век ХХ»

Диктор радиостанции «Голос Православия» Михаил Сергеевич Самарин

 

Ольга Суровегина: Здравствуйте дорогие братья  и сёстры! У микрофона Ольга Суровегина. Сегодня у нас в гостях человек, который впервые в нашей студии. Но, тем не менее, можно сказать, что этот человек гостит почти каждый вечер в Ваших домах, дорогие друзья. Поскольку большая часть программ радиостанции  «Голос Православия» записана с участием нашего долгожданного гостя. Надо сказать, что одними из принципов «Голоса Православия» все годы существования радиостанции были бескорыстность и анонимность. Поэтому имена авторов и дикторов в передачах не назывались. Но я думаю, что эта информация не является секретной, и я с удовольствием представляю нашего гостя Михаила Сергеевича Самарина, многолетнего диктора  радиостанции «Голос православия». Здравствуйте Михаил Сергеевич!

 

Михаил Самарин: Здравствуйте!

 

ОС: Михаил Сергеевич, Вы русский человек,  живущий с детства на Западе. И, конечно, Ваше участие в работе «Голоса Православия не случайно. Вот мне хотелось бы узнать, каковы истоки Вашего прихода к этой работе, потому что понятно, что «Голос Православия собирает вокруг себя людей не случайных. Людей, для которых  Россия и Православная  Церковь – это очень дорогие понятия и которые стараются всеми силами как-то способствовать тому, чтобы жизнь русской культуры на Западе  продолжалась и жизнь русской церкви и здесь, и на Западе продолжалась. Для наших слушателей я напомню, что «Голос Православия» – это первая православная радиостанция, вещающая на русском языке для России. И работает она уже с 1979 года.

Так что нам очень интересно узнать было бы узнать об истоках: о Вашей семье и каковы были связи Вашей семьи и Вас лично с Россией?

 

МС: Почему я поступил работать в «Голосе Православия»? Это довольно просто было, можно об этом сказать быстренько. До меня там работал мой двоюродный брат, имён у нас в «Голоса Православия» не называют, но я Вам скажу, что его звали Сергей Николаевич Лопухин. Ну, и он немножко постарел, постепенно, Ему трудно стало ездить в студию. Моя сестра Ульяна там работала тоже. И она мне сказала:  «Почему бы тебе не постарался?» Я говорю: «Ну, меня никто не просил». Меня тут же попросили. И я стал приходить в студию, готовился, читал тексты заранее… И стал работать теперь постоянно. Хотя живу я в Женеве, она от Парижа всё-таки на расстоянии 500 километров, так что мне приходится всегда договариваться, потому что я всегда стараюсь соединить это с чем-то другим, какая-то работа или другие мероприятия. И я приезжаю в Париж на несколько дней и работаю в «Голосе Православия».

А про семью? Я родился всё-таки еще в Москве, но очень давно. Я родился 30 июня 1929 года. Так что вот…И мы выехали за границу полтора года спустя. В общем, мне не было двух лет, когда мы выехали за границу. А уже в загранице, в Париже проживали очень многие родственники, которые нас там встретили, обустроили на первых порах. Постепенно я стал ходить в школу, учиться, и так там обосновались.

Теперь, за последнее время, стал приезжать в Россию. Конечно, это открылось для нас, как совершенно невероятное. Никто никогда не мог подумать, чтобы вдруг настолько открыто станет, чтобы можно было приезжать. Я приехал в первый раз в 69-м году по работе на какое-то совещание переводчиком, именно в Ленинград. И у меня тогда  не было  паспорта, не было никакого гражданства, я был апатридом. В моей гражданской визе стояло: «лицо без гражданства Самарин». Примерно так. А с тех пор, конечно, стали ездить. Друзья появились ,и родственников мы стали навещать чаще. И теперь я даже тут, в Вашей студии.

 

ОС: Да, это замечательно, мы давно этого ждали, конечно. У нас  многие сотрудники  «Голоса Православия» побывали в этой студии, тоже мы с ними записали передачи. Вот, наконец, мы и Ваш голос услышим на нашем радио. Михаил Сергеевич, ну, конечно, в Вашей семье, судя по тому, как Вы говорите по-русски, русский язык и русская культура  были всегда на первом месте.

 

МС: Вы знаете, у нас в семье вообще такая традиция чтения   вслух. И моя мать много нам читала, очень много  вслух,  практически всех классиков. Начала почему-то с «Войны и мира», может быть, потому что там первые слова по-французски, не знаю. Но, во всяком случае, она нам читала, причём я был слишком маленький, и она сначала читала моим  старшим братьям. А потом читала средним, а потом мне. Так что она по три раза нам прочитала. Но и читала не только Толстого, но и Тургенева, и другого Толстого, в смысле Алексея Толстого, и Достоевского. Хотя Достоевского я скорее сам стал читать. Вот после всего этого я как-то вполне естественно перешел к самостоятельному чтению.

 

ОС: А с какого возраста Вам начинали читать?

 

МС: Вы понимаете, когда она читала моим старшим братьям, мне было тогда лет шесть. И я сидел и всё слушал уже. Так что началось, видимо, довольно рано, и  я уже с большим интересом слушал. Понимаете, ведь не было телевизора тогда, в то время…

 

ОС: Это большое счастье…

 

МС: Так что приходилось читать, приходилось читать. Но вот примерно так, я думаю, из-за этого.

Потом у нас было в Париже организованы так называемые «четверговые» школы, четверговые потому, что в четверг французские школы не работают, это не школьный день. И в этот нешкольный день мы ходили в русскую школу. Бал такая Антонина Михайловна Осоргина, моя тётя, которая организовала школу для русских детей. Преподавали там и русский я зык, и чистописание. Между прочим, мы учились ещё по старой орфографии. Если меня спросите, я знаю  все корни на ять,  всё помню. Учили русский язык, историю, географию России. И это какой-то толчок  всё-таки дало. Конечно, без самостоятельной работы или без самостоятельной практики это недостаточно. Но вот какой-то толчок был о чтение. Вот и вышло…

Потом я стал работать все-таки с русским языком. Я работал переводчиком на русский язык. Приходилось читать газеты. Особенно когда я работал в международной организации труда, я читал там специальные издания, «Труд» и все остальные газеты советские приходилось читать. Вот так и вышло…

 

ОС: Говоря о Вашей семье, мне бы хотелось, чтобы мы немножко подробнее остановились на Антонине Михайловне Осоргиной, потому что благодаря ей целые поколения русских детей  за границей не только не потеряли русский язык, но, наоборот, обрели такую любовь и к русской культуре, и к России, и к Православной Церкви, которую пронесли через всю жизнь и свои детям сумели тоже в какой-то степени передать.

 

МС: Тётя Тоня была человеком очень незаурядным. Она вообще была колоссальным педагогом, она очень хорошо умела как-то преподносить знания, заинтересовать людей. Хотя мы, племянники (все её называли тётя Тоня, кстати, не только племянники), но мы, племянники, позволяли себе очень многое. Она очень от нас страдала. Но, всё равно как-то интересно было. Мы никогда нехотя не относились к этим урокам. Наоборот, ходили с большим удовольствием. И уроки Закона Божия тоже были у нас. Потом, когда мы постарше были, она приглашала очень интересных лекторов. Был такой отец Василий Зеньковский, который нам читал лекции с толкованием Евангелия, например, от Матфея, очень интересные лекции. Потом был такой Сергей Евгеньевич Трубецкой, который нам так, как здесь никогда не слышали об этом, читал историю русской революции. Потому что он был очевидцем и отсидел даже какой-то срок по какому-то обвинению, совершенно несостоятельному. Он читал нам лекции. Потом читал нам лекции отец Александр Шмеман, который был тогда сам немного старше нас.

 

Был такой отец Василий Зеньковский, который нам читал лекции с толкованием Евангелия, например, от Матфея, очень интересные лекции. Потом был такой Сергей Евгеньевич Трубецкой, который нам так, как здесь никогда не слышали об этом, читал историю русской революции. Потому что он был очевидцем и отсидел даже какой-то срок по какому-то обвинению, совершенно несостоятельному. Он читал нам лекции. Потом читал нам лекции отец Александр Шмеман, который был тогда сам немного старше нас.

 

ОС: Он был тоже среди учеников Антонины Михайловны?

 

МС: Он учился у неё тоже. Но он учился тоже в таком учебном заведении в Париже, которое  называлось Кадетским корпусом, первым директором которого был некто Римский-Корсаков, генерал Римский- Корсаков.  И вот он читал нам лекции по Закону Божьему, так сказать, но он читал тоже очень интересно. И вот его мы как-то слушали, может быть, лучше, потому что он захватывающе интересно читал.

 

ОС: Ну, и, может, потому, что он был Вам  ближе по возрасту?

 

МС: Он был тоже ближе по возрасту и умел как-то нас  заинтересовать

 

ОС: И найти общий язык.

 

МС: Вот, вот. Ну, и тётя Тоня тоже очень хороший была педагог. У меня до сих пор есть её учебник русской литературы, который она сама составила. За неимением такового она сама составила учебник, и он размножался просто в печатном виде, машинописью размноженный. А истории мы учились по учебнику дореволюционному, Платонов такой был. Ну, там и география России, и всё такое. И поэтому мы все всё-таки говорим по-русски.

 

ОС: Я пытаюсь сейчас составить книгу, сборник о работе «Голоса Православия». И я попросила всех, кто как-то сотрудничал с «Голосом Православия» написать свои какие-то воспоминания, какие-то впечатления. И я Вам скажу, что очень многие из тех, кто написали, все упоминают Антонину Михайловну. И такое ощущение, что у неё учился весь русский Париж.

 

МС: Совершенно верно, совершенно верно. И, если можно даже так сказать, сейчас вот в Женеве, в  Зарубежной Церкви был назначен новый архиерей, епископ Михаил. По фамилии он был Донсков. И вот в его биографии основной факт – это то, что он учился у тёти Тони в своё время. Действительно, это было так.

 

…сейчас вот в Женеве, в  Зарубежной Церкви был назначен новый архиерей, епископ Михаил. По фамилии он был Донсков. И вот в его биографии основной факт – это то, что он учился у тёти Тони в своё время…

 

ОС: И вот в числе тех, кто написали свои воспоминания была Ваша сестра,  Ульяна Самарина. Она написала так: «Моя мать рассказывала, что уже в эмиграции, в Париже как-то раз, вмешиваясь в разговор взрослых, мой двухлетний брат (это Вы, Михаил Сергеевич, насколько я понимаю) вдруг сказал кому-то: «Дядя, не брани нашу Россию, она жалкая».

 

МС: Я боюсь, что это легенда. Это произошло не в Париже, это произошло в Берлине по дороге из Москвы в Париж. Мы как-то осели на два-три дня в Берлине. И выехал навстречу нам один мой дядя, Михаил Михайлович Осоргин, брат моей матери. И собрались какие-то люди вечером, я тут же торчал, но, понимаете, мне не было двух лет. Версия такая была, что это я сказал: «Дядя, не брани нашу Москву, она жалкая». Ну, а все собрались и ругали. Но, сами понимаете, мне и двух лет не было, неужели я мог такую фразу сказать?

 

ОС: Может быть…

 

МС: Кто знает…

 

ОС: Но вот и пишет Ульяна, что «мои братья и я были воспитаны в таком духе. Ведь двухлетний ребёнок мог повторять только что-то услышанное».

 

МС: Вот это совершенно верно, вот это совершенно верно. Покинули Россию… Конечно, мы тогда не понимали, что это навсегда. Но всё-таки разлука с родной страной – это очень тяжело даётся. Не нам, детям, мы вряд ли что-либо понимали, но моей матери… У нас был ещё такой случай. Уже несколько месяцев спустя нас отправили на поправление здоровья в Нормандию. Там был такой дом, где жила далёкая родственница тётя Тина Философова. Она была бывшая певица, очень странный человек, колоритный такой довольно человек была. Она всех учила петь. Но не в этом дело. Она старалась восстановить нам здоровье и кормила нас исключительно кониной и печёнкой. Наверное, это хорошо для здоровья, но я возненавидел все это с того времени очень, очень серьёзно. Ну и как-то мы пошли гулять всей семьёй – моя мать и нас пять человек детей. Идём, там обрывное такое побережье, внизу море, а тут тропинка. И шли, солнце, жаворонки пою. И вот, видим строящийся дом,  и на неоконченной крыше сидит рабочий, тешет камушки и поёт, высоким тенорком поёт по-русски: «Когда б имел  златые горы и реки, полные вина…» Я не буду сейчас петь, но вот он это самое пел, и я вдруг вижу, что моя мать прямо рухнула. Она села в траву и горько заплакала. Понимаете, вот такое вот чувство, что нету больше родины…

 

ОС: Михаил Сергеевич, но вот мы упомянули Вашу сестру, Ульяну. И я знаю, что это имя в Вашей семье не случайное. Вот расскажите, пожалуйста, о том истоке, от которого берёт начало вся Ваша многочисленная и очень интересная семья.

 

МС: В самом конце 15-го — в начале 16-го века жила и прославилась в своё время святая праведная Иулиания Лазаревская. Она родилась в семье  Недюревых и очень рано осиротела. Её очень рано выдали замуж за человека, которого звали Осорьиным. Тогда это писалось через мягкий знак – Осорьин. И она была совершенно замечательная, очень молоденькая, добрая женщина. Но родители мужа сразу же как-то её очень полюбили, приняли её. И теща сразу же как-то решила сдать ей всё хозяйство. И она в совсем молодом возрасте стала управлять всем хозяйством. Жила очень праведной жизнью. А тогда бывали ведь голодухи страшные. И она всегда старалась накормить как можно больше людей. У них была и челядь своя, которые её очень любили, все души в ней не чаяли. Однажды действительный был голод, это было по-моему, ещё до царствования Бориса Годунова или во время его царствования. Был какой-то свирепый голод. Совсем нечем было питаться. И тогда она пекла хлеб из коры древесной. А люди, которым она раздавала этот хлеб, говорили, что он такой вкусный, что никогда такого вкусного хлеба они не ели. Ну, вот, она даже, может быть, даже не совсем часто ходила в храм. Она очень почитала Николая Чудотворца. Как-то вот ей Николай Чудотворец явился  во сне и сказал: «Почему ты в церковь не ходишь, мы об тебе тоскуем». Потом ее сын написал её житие.

Когда она умерла, стали чудеса являться на её могиле. И через некоторое время она была похоронена в храме. Фундамент был очень плохой в церкви, а под церковью был песок, песчаный слой. Церковь поехала набок, и её гроб как-то вышел из под земли. И люди стали ходить на этот гроб. Говорили, будто бы от него шел невероятно приятный запах какой-то. И люди приходили, прикасались, брали этого песку и им вылечивали свои раны, недуги разные. И, в общем, она прославилась и была местнопочитаемой святой очень долго. А стала всероссийской святой, если я не ошибаюсь, только в 19 веке.

 

ОС: Но это была и сейчас остается одной из самых любимых и почитаемых святых, потому что она очень близка  и понятна.

 

МС: Это один из памятников древней литературы русской – то, что написал о ней её сын. Вот от неё мы и произошли. Моя мать – урождённая Осоргина. Мой дед Осоргин в своё время, ещё до революции, получил частицу её мощей и привёз к себе в церковь. Там у них было имение на реке Оке. И там храм был построен, и в этом храме хранилась икона с частицей мощей. Во время революции это всё было разрушено, исчезло.

Но вот в семье хранится её память. И у меня сестра Ульяна, мать – Ульяна, многие двоюродные, троюродные сёстры, племянницы Ульяны. И, кроме того, поскольку это всё происходило недалеко от Мурома, мы и муромских святых очень чтили и муромские праведные князья  Константин, Михаил и Феодор тоже дали мои родственникам имена. Я Михаил в честь Михаила Муромского именно. Мой дед был в честь Михаила Муромского, мой двоюродный брат в честь Михаила Муромского. Очень многие из нас тоже Михаилы в честь Михаила Муромского.

Так что вот, мы  от неё происходим и, конечно, чтим её память и особенно молимся ей.

 

ОС: И, конечно, Ваш род и её молитвами, я думаю, в том числе, славится очень многими замечательными людьми. Вот, например, я знаю, Михаил Осоргин.  Во многом благодаря ему возник знаменитый Сергиевский  богословский институт в Париже.

 

МС: Да.

 

ОС: Он приходится Вам кем?

 

МС: Родной дядя. Он брат моей матери Михаил Михайлович Осоргин. И он, Вы знаете, он купил это подворье практически без денег. Это совершеннейшее чудо.

 

ОС: Да, это была чудесная история.

 

МС: Точно, конечно, я ее не помню. Но я помню, что он решился на этот шаг в день преподобного Сергия. И поэтому храм посвящён преподобному Сергию Радонежскому, и называется всё это Сергиевское подворье. Там и богословский институт, и храм, и общежитие для студентов, и жилые дома. Для преподавателей, профессоров. Это звучит очень, конечно, красиво, но всё это, конечно, очень скромно.

 

ОС: Но это и своей скромностью как-то очень трогает. Потому что  это настоящий такой островок, русский островок в Париже.

 

МС: Совершенно верно, совершенно верно. А дядя Миша ещё был тем замечателен,  что он был исключительным регентом. И в Сергиевском подворье, в храме он организовал мужской хор из студентов, который славится на всю эмиграцию. И пластинки есть. И, вероятно, здесь его знают.

 

ОС: Да, конечно, знают. Вот не так давно вышла книга «Песнь Господня» Зандера, где как раз рассказывается о том,  как этот хор и создавался, и как он действовал, и как, собственно, какое-то время даже благодаря этому хору и институт продолжал своё существование, потому что сбор от концертов, успех этих концертов были совершенно необыкновенными, конечно.

 

МС: И продолжил это дело его сын, Николай Михайлович, мой двоюродный брат.

 

ОС: Но и Вы тоже, Михаил Сергеевич, Вы же регент,  а не хорист.

 

МС: Ой,  Вы знаете, ну, это, как говорится – тех же щей, да пожиже влей. Я стараюсь, конечно. Когда нет никого, я, конечно, стараюсь управлять и хором. Но я скорее псаломщик, чем регент. Но я пою, конечно, до сих пор, хотя, конечно, возраст уже такой, что можно было бы перестать.

 

ОС: Но вот сегодня Вы с нами спели очень хорошо, целый молебен, спасибо большое.

 

МС: Надеюсь, что не помешал…

 

ОС: Михаил Сергеевич, расскажите  немножко о Вашем приходе в Женеве.

 

МС: Приход в Женеве… Я не знаю, знают ли Ваши слушатели о положении церквей и различных юрисдикций православных, русских православных церквей за рубежом. Первая возглавлялась митрополитом Евлогием, покойным, конечно, теперь, который в своё время подчинился Патриарху Вселенскому. И  большинство храмов во Франции, например, принадлежат именно этой юрисдикции, то есть, они подчиняются Константинопольскому Патриарху. Вместе с тем есть менее многочисленная Московская юрисдикция, подчиняющаяся Московскому Патриарху, никогда не терявшая связи с ним. Но она менее многочисленна. И основной, я бы сказал, её приход в Париже, в центре Парижа, в 15-м округе. Но  ещё очень важный приход франкоговорящий. Они перевели всю службу на французский язык для перешедших в Православие французов. Это очень активный приход. И вместе с тем есть довольно многочисленные  приходы Зарубежной церкви. Между этими юрисдикциями долго были неоднозначные отношения. Было не особенно приятно. И при таких обстоятельствах я по работе покинул Париж и переехал в Женеву. В Женеве были две Церкви: один – собор Зарубежной церкви и фактически домовая церковь  московских иерархов, которые были представителями Московской Патриархии при Совете Церквей. И я решил, поскольку я раньше ходил вот в ту  церковь, где мой дед, который в России был губернатором, а за рубежом стал священником, дед Осоргин. Он служил в церкви, которая подчинялась константинопольскому Патриарху. Ну, мы все туда ходили. А туда я приехал, там не было такой церкви. И я решил ходить по очереди: в московскую и в зарубежную. И так и стал ходить – одно воскресенье туда, другое – сюда. И в московской церкви даже стал управлять хором. Там был очень хороший регент, ещё дореволюционной школы, такой Серафим Алексеевич Родионов с многочисленной семьёй. Я с ним сначала пел, у него были только девочки, дочки, поэтому им нужен был бас. Ну, я с ними пел там, потом стал управлять этим хором, когда он скончался. И вместе с тем стал знакомиться с людьми. Очень интересные приезжали иерархи. Митрополит Киевский теперешний, Владимир Богданович, петербургский Владимир тоже – Ваш владыка Владимир. Ну, и  вместе с тем я всё-таки ходил ещё и в ту церковь. И там как-то лучше было обустроено, потому что там были уроки Закона Божия  для детей. И во мне нужда была больше, может быть, как псаломщика, как певчего и так далее. И постепенно я стал редко ходить в Московскую церковь, а, в основном, в зарубежную. Я думаю, что всегда это делается по произволению Божиему. Всё-таки неслучайно это было. Потому что к Зарубежной церкви относятся иногда довольно презрительно.

 

В Женеве были две Церкви: один – собор Зарубежной церкви и фактически домовая церковь  московских иерархов, которые были представителями Московской Патриархии при Совете Церквей. И я решил, поскольку я раньше ходил вот в ту  церковь, где мой дед, который в России был губернатором, а за рубежом стал священником, дед Осоргин.

 

ОС: Но сейчас, поскольку вышло уже  много и книг, и многое мы теперь  узнали  по-настоящему, а не по каким-то домыслам или слухам, теперь уже отношение, мне кажется, вполне адекватное.

 

МС: Скажем, лучше стало.

 

ОС: Это та основа, на которой  может и произойти, наконец, воссоединение. Дай Бог, чтобы это всё-таки состоялось  по-настоящему.

 

МС: Дай Бог. Я думаю, что теперь будем надеяться…

 

ОС: Михаил Сергеевич, хотелось всё-таки поговорить немного  о Вашей работе в «Голосе Православия». Вы уже сказали, что Вы пришли в «Голос Православия» благодаря Вашему ещё одному брату. Но мне хотелось бы вот о чём ещё Вас спросить. Когда Вы пришли, Вы, конечно, познакомились с каким-то новым кругом людей. Может быть, о ком-то Вам хотелось бы  рассказать особенно?

 

МС: Я всех уже знал, конечно. Там троюродная сестра моя работает Александра Сергеевна, Ксения Паскалис, Ксения Николаевна, Буторова она была, её девичья фамилия. Я с ними рос, я знаю их всех. И протоиерей Владимир Ягелло, и жена его Варвара. Так что я как-то включился в это дело довольно легко.

 

ОС: Вы с ними знакомы ещё со времён тёти Тони, школы тёти Тони? Это всё замечательные люди, и, конечно, когда на них смотришь, то понятно, что это всё единое, можно сказать – большая семья. Люди, объединённые общей какой-то устремлённостью. Всё равно все устремлены к России.  Несмотря на то, что они живут в другой стране и занимаются разными вещами, но всё равно их объединяет вот это: русский язык, Церковь и желание что-то сделать, что-то сделать для этого. Михаил Сергеевич, Вы когда, кстати, пришли в «Голос православия»?

 

МС: Лет десять я там работаю, не больше.

 

ОС: Значит, где-то, наверное, с 90-х годов, примерно так. Это тоже большой срок, и было записано много передач. Вот, может быть, какие-то особенно Вам запомнились передачи? Потому что Вы говорили в нашем ещё предварительном разговоре, что для Вас эта работа была не только потому, что вот хотелось помочь своим знакомым, общему делу, но и потому, что Вам это было интересно.

 

МС: Вы знаете, мне запомнилась передача о Соловках, очень сильная была передача.

 

ОС: Это, кажется, «Пасхальная заутреня в Соловецком лагере». Да, очень сильная  передача.

 

МС: И диктору иногда сложно, потому что когда читаешь впервые текст, который очень сильно действует, где-то голос прерывается. Это очень нехорошо, но это волнение не спрятать. Слава Богу, они могли потом это всё подчистить и выбросить всё лишнее… Но это была очень сильная передача.

Потом по книгам отца Александра Шмемана тоже мы записывали. Это было замечательно. Ну, и очень многие, трудно сейчас вспомнить всё. Но, действительно, в каждой передаче что-то было. И такая надежда на то, что это слушатели поймут,  и как-то это будет хорошо и нужно.

 

ОС: Вы знаете, я тут могу Вам  сделать  некоторый комплимент и сказать, что, действительно, передачи, которые прочитаны Вами, отмечают слушатели. Во-первых, очень хорошую  русскую речь, которую, к сожалению, в России нечасто услышишь. Мы сейчас утратили какие-то классические нормы даже в темпе речи, в построении фразы. Вот это всё в России утрачивается, на мой взгляд и на мой слух.

И, кроме того, отмечают Ваше личное отношение к тому, что Вы читаете. По радио, когда не видишь человека, иногда довольно сложно слушать. И здесь очень важно интонацией какие-то вещи  подчеркнуть. Особенно, кстати, отмечают передачи по книгам отца Александра Шмемана. Ощущение такое, что они Вам очень близки.

 

МС: Да. А если бы Вы знали, какие у нас в студии споры возникают из-за правильного ударения, ой!

 

ОС: У нас тоже! У нас тоже это большая проблема.

 

МС: У нас есть справочник для работников радио и телевидения.

 

ОС: И у нас тоже есть справочник.

 

МС: Но бывают очень ожесточённые споры…

 

ОС: Зато все отмечают, что у Вас все тексты очень выверены, проверены и можно положиться на Ваше произношение.

 

МС: Да, спасибо.

 

ОС: Михаил Сергеевич, Вы рассказали, что Вы работаете переводчиком-синхронистом и, конечно, Ваша жизнь очень насыщенная. Но вот в Вашу жизнь «Голос Православия» внёс что-то новое?

 

МС: Конечно, конечно. Но приходится заранее договариваться. Мне кто-нибудь из «Голоса» звонит и говорит: «Когда ты мог бы освободиться? У нас накопилось уже много текстов». И вот я стараюсь как-то освободиться. Понимаете, я уже давно на пенсии. Но репутация какая-то есть в этом международном переводческом мире. И мне предлагают работу до сих пор. Я ни у кого ничего не прошу, но мне дают работу. И я беру. И тогда я стараюсь устроиться. Устраиваюсь так, чтобы и в «Голосе Православия» поработать. И тогда мы обычно полдня записываем передачи, но это довольно длинные полдня, часов в 9 начинаем и часа в 2, примерно вот так, кончаем. Очень насыщенно, подряд.

 

ОС: И Вы записываете сразу по несколько передач подряд?

 

МС: Да, но, понимаете, я так мало вообще делаю того, что я должен был бы делать, что это вот только такое розовое пятнышко в моей жизни. Что я хоть что-то делаю. А то…

 

ОС: Но это всё-таки совсем немало.

 

МС: Дай Бог, дай Бог.

 

ОС: И я, может быть,  последний вопрос Вам задам. Может быть, Вы вспомните какие-то самые яркие Ваши впечатления  о работе в «Голосе Православия»?

 

МС: Я особенно помню, особенно помню  передачу о Пасхе в Соловках и особенно помню передачи по книгам отца Александра Шмемана. Да, и

по книге Оливье Клемана. И Клеман тоже совершенно замечательный богослов.

 

ОС: Это была одна из первых моих передач, составленная для «Голоса Православия» по этой книге. Я тогда сделала этот текст, и он был одобрен отцом Александром Степановым. И вот тогда началась запись, и читал ещё Николай Лосский, читал вместе с Вами. Получился замечательный дуэт. Там и святоотеческие изречения, и их, так сказать, толкования в современном ключе.

 

МС: Вы знаете, Николай Владимирович Лосский – мой большой друг. Мы почти ровесники. Я старше его, наверное, на месяцев шесть, не больше. Мы давно знакомы и давно любим друг друга. Мы  вместе в университете учились. Он  получил звание профессора в университете  А сейчас, Вы знаете, может быть Вы даже не знаете, его рукоположили в дьяконы, во первых. А за последнее время его решено его рукоположить в священники. Он совершенно удивительный человек. И мы всегда радостно встречаемся. Редко видаемся, но с большой радостью встречаемся. А его отец какой был изумительный богослов! Вот я не знаю, на русском языке существуют его книги?

 

ОС: Конечно, конечно. Владимир Николаевич Лосский очень известен. «Очерки догматического богословия», мистического богословия тоже есть…

 

МС: Вы знаете, эти самые книги его, которые он писал по-французски, кстати, они очень католиками недолюбливались, потому что очень многие семинаристы, прочитав эти книги, переходили в Православие. Я имел счастье быть знакомым с их семьёй. Когда мы в университете учились вместе, почему-то по вторникам я ходил к ним обедать. Я с его дедом познакомился, это Николай Онуфриевич. Мы переводили вместе его книгу об истории русской философии на французский язык. Но самый блестящий из них, конечно, Владимир Николаевич. Удивительный человек.

 

Очень многие семинаристы, прочитав эти книги, переходили в Православие.

 

ОС: Но вот большое счастье, что мы  имеем  возможность  как-то прикоснуться ко всей этой замечательной русской истории, ощутить какую-то связь, самую прямую, с этими замечательными людьми, с этими замечательными семьями, фамилиями. Благодаря опять-таки «Голосу Православия», потому что даже эта передача по книге Клемана – вот такой замечательный дуэт: Михаил Самарин, Николай Лосский . Я хочу поблагодарить Вас, Михаил Сергеевич, за замечательный рассказ и за Вашу работу в «Голосе Православия». Хочу напомнить нашим слушателям, что вы практически каждый вечер можете услышать голос Михаила Сергеевича в передачах «Голоса Православия». И особенно хочу обратить Ваше внимание цикл  передач по книге Клемана «Истоки», которые у нас, конечно,  будут повторяться. И ещё на одну передачу, посвящённую Антонине Михайловне Осоргиной, матери Серафиме, которую составили ученики тёти Тони, а прочитали её племянники – Ульяна и Михаил Самарины. Это замечательная передача.

Спасибо большое, Михаил Сергеевич. Я напоминаю нашим слушателям, что сегодня у нас в гостях был многолетний сотрудник,  диктор «Голоса Православия» Михаил Сергеевич Самарин. Спасибо большое!

 

МС: И Вам спасибо!