«Воспоминание – фундамент личностной индивидуальности»

«Пастырский час»

Программу ведет протоиерей Александр Рябков

Прямой эфир 3 мая 2018 г.

АУДИО + ТЕКСТ

Покаяние связанно со свободой. Грех тоже связан со свободой. Мы грешим не потому, что нас заставили грешить эпоха, время, общество, воспитание. Мы грешим, делая свободный выбор в пользу греха. Святой Никодим Святогорец в своей «Невидимой брани» писал: «Ни мир, ни диавол не насилуют нашей свободы, а только соблазняют ее». Осознав ошибочность этого выбора, мы свободно устремляемся к покаянию. Свобода – это не свобода делать что хочу, а свобода быть подлинным и настоящим, то есть самим собой. Но быть именно таким, каким задумал нас Бог, а не таким, каким нас сделал грех.

Покаяние касается во многом нашего прошлого, но также влияет и на наше настоящее.

Александр Герцен об этом написал проникновенные слова: «Прошедшее – не корректурный лист, а нож гильотины, после его падения многое не срастается и не все можно поправить. Оно остается, как отлитое в металле, подробное, неизменное, темное, как бронза.  Люди вообще забывают только то, чего не стоит помнить или чего они не понимают.  Дайте иному забыть два-три случая, такие-то черты, такой-то день, такое-то слово, – и он будет юн, смел, силен, – а с ними он идет, как ключ, ко дну. Не надобно быть Макбетом, чтоб встречаться с тенью Банко, тени – не уголовные судьи, не угрызения совести, а несокрушимые события памяти. Да забывать и не нужно: это слабость, это своего рода ложь; прошедшее имеет свои права, оно – факт, с ним надобно сладить, – а не забыть его».

Сладить не значит оправдать, но значит сделать выводы на будущее.

Покаяние связано с судом. Но Бог судит не так, как судим мы. Бог не отменяет нашего выбора и нашего прошлого. Но Суд Божий не бессмысленный укор, а усилие отделить грех от человека. Наш людской суд, или, вернее, наше осуждение почти всегда пропитано желанием пригвоздить другого приговором. Суд Божий не наш суд, он направлен не на то, чтобы погубить, а на то, чтобы спасти. Суд Божий ставит целью обратить злых от их злодейств к добру.

Испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет написал о прошлом человека и том, как ему с ним следует поступать, следующие слова: «Дух по самой своей сути одновременно и самое жестокое, и самое нежное, и самое щедрое. Дух, чтобы жить, должен уничтожить свое прошлое, отречься от него, но не может совершить это без того, чтобы в то же время не воскрешать то, что убивает, сохранять его живым внутри себя. Если убить его навсегда, нельзя будет далее отрицать его и, отрицая, преодолевать. Мы живем, продвинувшись в будущее, опираясь на настоящее, в то время как прошлое, всегда точно, проходит с краю, чуть печальное, чуть увечное, подобно луне, которая на ночной прогулке шаг за шагом сопровождает нас, выглядывая из-за нашего плеча, являя нам свою бледную дружбу».

Обрести истину и встретить Бога можно только в пространстве Духа.

Таким образом, воспоминание – это фундамент личностной индивидуальности. Благодаря памяти наша духовная жизнь обретает силу стремления вперед, когда памятование о прошлом превращается в надежду на преображенное будущее. Первостепенную важность в христианстве имеет не само по себе этическое оправдание человека, а перспектива его будущей жизни. Речь идет о жизни земной, жизни посмертной и жизни будущего века. Все эти состояния являются ступенями возрастания или врастания в вечность. Суть состоит не в оправдании или отпущении грехов, а в избавлении от греха и духовной смерти.

Христианство – это совершенно новое слово в истории человечества.

Известный православный подвижник и духовный писатель архимандрит Софроний Сахаров, настоятель монастыря в графстве Эссекс, так говорил о тяжести греха: «В моем понимании существует только один род греха. Всякий грех – смертный». Отец Софроний говорил своим послушникам, что если за ними не гонится полиция, это не значит, что они безгрешны. Ученик отца Софрония отец Рафаил Нойка, сын известного румынского философа и англичанин по матери, выросший в Англии и возвращенный в православие отцом Софронием, дает подробное объяснение словам старца. Он говорит, что если мы не превратили молитву и участие в Литургии в привычку, то Господь дарует нам напряженное чувство и ощущение своей греховности, созвучное переживаниям отца Софрония. Литургия и Святое Причастие возводят нас к новому видению и пониманию жизни. И это осмысление жизни подает и более ясное видение своих грехов, что приводит к более глубокому покаянию, но не к отчаянию.

Отметим, что к отчаянию приводит не покаяние, а только закоренелость в гордыни с полным набором ее проявлений через тщеславие, самомнение и самолюбование. И когда все это не проходит проверки жизнью, человек всем этим набором греховных качеств, вовремя им не обнаруженных, ввергается в отчаяние. Отец Рафаил Нойка после кончины отца Софрония с 1993 года живет отшельником в Карпатах, лишь иногда выходя из затвора, проводит пастырские встречи в Бухарестском университете. В своих беседах о духовной жизни он говорит, что истина о человеке та, что он грешник, а истина о Христе та, что Он Свят. Принимая горькую истину о себе, человек становится ближе ко Христу. И тогда после исповеди человек чувствует окрыление, а после причащения ощущает целительное воздействие на себя. Отец Рафаил подводит этому итог говоря, что сначала мы начинаем видеть грех в себе, постепенно возрастая в нас, покаяние позволяет нам видеть Бога как Он есть. «Видеть Бога как он есть» – это известный призыв отца Софрония Сахарова, ставший названием одной из его книг. Отец Софроний постоянно говорил, что приблизиться к Богу и видеть Его как Он есть возможно только через покаяние. Он настаивал, что этому учит вся святоотеческая традиция от древнейших времен и до наших дней. В этом ключе она формирует четкую аксиому: чем более мы осознаем свою греховность, тем ближе мы к истине. Святой Симеон Новый Богослов говорил: «Постараемся же сохранить божественные заповеди и очистить сердца свои слезами и покаянием, да узрим Самого Христа».

Принимая горькую истину о себе, человек становится ближе ко Христу.

Американский философ и психолог Уильям Джеймс писал: «Для многих людей Бог является только высшим апелляционным судом для обжалования обвинительного приговора их жизни, вынесенного законами здешнего мира. Наша собственная совесть обыкновенно находит в себе некоторые остатки достоинства и ценности после того, как станут очевидны наши грехи и заблуждения. Ибо в самой способности нашей признать свои грехи и раскаяться в них коренятся, по крайней мере, в возможности, зачатки исправления. Но мир имеет с нами дело in actu, а не in posse: он никогда не считается с этими скрытыми, незаметными извне зачатками. Тут-то мы и обращаемся к Всевидящему, который знает, что мы дурны, но в своей справедливости видит в нас и доброе. Мы со своим раскаянием полагаемся на его милосердие: только Всевидящий может произнести окончательный приговор над нами. Таким образом, из подобных жизненных переживаний вырастает потребность иметь Бога».

Добавим только одно, что из подобных жизненных переживаний вырастает потребность в покаянии и исповеди. Покаяние не разрушает нашего достоинства, а еще больше его утверждает. Покаяние не только вскрывает наши грехи, но и высвобождает то доброе, что грехи скрывали в нас. Наши добрые намерения, которые, по слову святителя Иоанна Златоуста, Бог лобзает и тем дает им силу реализоваться, покаяние очищает от греха и выпускает в жизнь.

Покаяние не разрушает нашего достоинства, а еще больше его утверждает. Покаяние не только вскрывает наши грехи, но и высвобождает то доброе, что грехи скрывали в нас.

С чего начинается грех и с чего начинается избавление от его власти? Со слова. Слово может формировать человека, а может его разрушать. Иеромонах Рафаил Нойка часто в своих беседах упоминает, что слово имеет по природе своей пророческие свойства. Он говорит, что слово – это энергия. Сократ говорил Критону, перед смертью: «Никогда не говори неправильно: это не только оскорбляет грамматику, но и причиняет зло душе». Если слова имеют огромную силу, то какое разрушительное действие оказывают на личность негативные поступки, вызванные отдельными словами или целокупной программой нашего лексикона. И, наоборот, правильные слова, какими бы бледными символами вечного они ни были, стимулируют совершения правильных поступков. Говоря о Боге и обращая к Нему свое внимание и молитву, мы прокладываем путь нашему духу к достижению его единства с Богом.

Сократ говорил Критону, перед смертью: «Никогда не говори неправильно: это не только оскорбляет грамматику, но и причиняет зло душе».

Личность человека — важнейшая составляющая мира. Устроение личности состоит из духа и души. Древнегреческий врач Эрасистрат считал, что жизненная пневма – zotikon –находится в сердце. Психическая пневма – psichikon – находится в мозгу. У античных мыслителей, как и в Ветхом Завете, было учение о присутствии души в крови. Душа в этом случае может быть понята как оболочка духа, который есть господствующее начало, должное руководить телом и рассудком. О том, что сердце имеет важную функцию в психической жизни личности, писал другой известный врач античности Клавдий Гален. Он определял сердце как synaisthesis, то есть сосредоточие и соединение всей пневматической информации. Сама душа человека есть сосредоточите мироздания. Вспомним слова апостола Павла о том, что «вся тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих» (Рим. 8. 19).

Душа воспринимает бытие, посылая свои энергии вовне и встречая энергии, исходящие от вещей или от Самого Творца, Первоисточника всего существующего.

Итальянский философ периода раннего Возрождения Марсилио Фичино говорил о том, что душа человека существует одновременно в чувственном и сверхчувственном мире. Вот почему она именуется copula mundi (скрепа мира) или nodus mundi (соединительное звено мира), в то время как сам человек есть микрокосм, parvus mundus, есть vicarious Dei in terra (наместник Бога на земле).

Другой представитель итальянского средневекового гуманизма, Джованни Пико писал: «Человек есть оковы и узел мира, связующее звено между Ангельским Миром и Природой».

При этом мыслители эпохи Ренессанса и видные философы последующих столетий считали, что сознание и мышление – это предмет не абсолютно скованный и связанный с материальным миром, а, скорее, формирующий его. Из этого можно сделать вывод, что грех человека разрушителен не только для него самого, но он вредоносен и для порядка самого мироустройства.

«Человек есть оковы и узел мира, связующее звено между Ангельским Миром и Природой».

Человек дохристианских эпох, сосредоточенный на видимом и ощутимом, не имел способностей и возможностей к опознанию огромных пространств своего внутреннего бытия, которые по нарастающей открывались поколениям, следующим за Рождеством Христовым и Его Воскресением.

Античное мышление греко-римского мира во много совпадало с ветхозаветным в теме душевной природы, и оба видения разительно отличаются от христианского.  Античное понятие psichi не тоже самое, что прочитывалось в этом слове уже в свете христианского благовестия. Даже греческое понятие идеи связано не с пространством духовной реальности, но лишь с видимой фигурой и внешним видом, а душа как энтелехия телесной оболочки просто сила, дающая движение этому природному механизму. Учение Евангелия о внутреннем Царстве Бога, пришедшем в силе и открывающемся в человеке, было необычно и для ветхозаветного сознания с его пониманием души лишь как жизненной силы, неразрывно связанной с кровью и бренным телом, и представляющей собой некую квазителесную сущность. То есть психология в этом контексте не просто была в древности тесно связана с биологией, а во многом подчинена ей и зависима от нее.

Грех человека разрушителен не только для него самого, но он вредоносен и для порядка самого мироустройства.

Евангелие отменило совершенную подчиненность души и мышления материи. И поэтому чем менее мышление связано с чувственным, тем более оно и является мышлением в чистом виде, и тем более оно связано с небом. Если предметы нашего вещественного мира и наша телесность имеют и форму, и границы, и ограничены множеством преград и препятствий в своем действии, то мышление и душа не скованы ими, если человек сам не порабощает их тлену.

Чем менее мышление связано с чувственным, тем более оно и является мышлением в чистом виде.

Хосе Ортега-и-Гассет писал: «Если под вещью мы понимаем нечто, в конце концов, более или менее неподвижное, бытие мышления состоит из чистого действия, из чистой подвижности, из самопорождающего движения. Мышление – это подлинное, единственное самодвижение».

Эта концентрация на внутреннем мире души, с одной стороны, способна породить своеобразное одиночество, но, с другой стороны, высвобождает внутреннее пространство для Бога и общения с Ним.

Бог в Ветхом Завете является с устрашающими животную природу громом и молнией или с питающими ее манной и водой в пустыне для телесного насыщения оной. Но Христос является с Живой Водой учения и Небесным Хлебом Причастия, обращенными исключительно к душе.

Когда мы говорим о христианском богословии, то часто размышляем о его корнях, ведя их поиск в Ветхом Завете и в греческой философии. Но христианство – это совершенно новое слово в истории человечества, отпочковавшееся от прошлого и провозгласившее истины, переворачивающие сознание человека и миросозерцание самих древнейших обществ. Греческие боги не более чем верховные космические силы, находящиеся над миром, но являющиеся его частью. Даже Бог в Ветхом Завете является с устрашающими животную природу громом и молнией или с питающими ее манной и водой в пустыне для телесного насыщения оной. Но Христос является с Живой Водой учения и Небесным Хлебом Причастия, обращенными исключительно к душе. С этого момента, несмотря на то, что мы и теперь зачастую не можем жить без устрашения, необходимого насыщения и даже удовольствий, но внимание наше получило и другое направление. Теперь оно обращено не только вовне, но преимущественно и внутрь. Мы ищем себя не только во внешнем мире, но, получив от этого мира все хорошее и все плохое и испытав всю тяжесть этих впечатлений и всю горечь послевкусия от его даров, мы возвращаемся раз от раза внутрь себя, понимая, что обрести истину и встретить Бога можно только в пространстве Духа. Блаженный Августин говорил: «Не иди во внешнее, вернись в самого себя; во внутреннем человеке обитает истина».

См. также: