«Жить не по лжи». Пророческое служение Александра Солженицына

Программа Марины Михайловой

«Культурная реакция»

Эфир: 7 августа 2008 г.

АУДИО + ТЕКСТ

М.Михайлова: Здравствуйте, дорогие слушатели! С вами радио «Град Петров» и программа «Культурная реакция». У микрофона Марина Михайлова. Сегодня мы с вами будем говорить о человеке, память которого в эти дни совершается – это Александр Исаевич Солженицын, это большой русский писатель, это исключительно важная фигура в духовной и общественной жизни нашей страны, и вот сегодня для разговора о том, кто для нас Солженицын сегодня, какую роль он сыграл в нашей жизни, я пригласила главного редактора радио «Град Петров» протоиерея Александра Степанова. Здравствуйте, отец Александр!

Прот.А.Степанов: Здравствуйте, Марина!

М.Михайлова: …и Ирину Савельевну Вербловскую, краеведа, члена общества «Мемориал». Здравствуйте, Ирина Савельевна!

И.С.Вербловская: Здравствуйте, Марина, здравствуйте, дорогие слушатели!

М.Михайлова: И вот поскольку собеседники мои – люди очень значительные и, без сомнения, имеющие что сказать, я, может быть, начну с воспоминания личного, которое потом, думаю, не смогу уже вставить за серьезностью разговора. Вот как я в первый раз читала Солженицына, я хочу рассказать – потому что, мне кажется, примерно то же самое произошло с нами со всеми в те годы. Это были где-то начало 80-х, время такое довольно глухое и время грустное и страшное достаточно, потому что страна действительно уже просто в этой лжи утопала. С одной стороны, всем уже все было понятно – и про войну в Афганистане, и про многое другое, но все-таки продолжалось это бесконечное вранье. Был уже очень старый Брежнев, который тем не менее никак не мог отойти в мир иной. И вот в этом страшном каком-то мире приносит мне один мой хороший знакомый такую коробочку. На коробочке написано было «Крепления лыжные». А коробочка очень точно по формату подходила к фотокопиям страниц «Архипелага ГУЛАГ». И вот я с этой коробочкой «Крепления лыжные» не расставалась несколько дней и несколько ночей, и могу сказать, что это было очень серьезное событие в моей жизни. Потому что все, о чем мы как-то догадывались, говорили шепотом, что чувствовали за всей этой неправдой нашей жизни, это было сказано открытым текстом, очень простыми словами, очень серьезно и аргументировано, и в то же время это было сказано из очень личной позиции. Вот Солженицын – удивительная личность. Его никогда было не сбить с толку, он никогда не занимал какое-то положение в каком-то лагере. Это был действительно человек, который бесстрашно шел своим путем. И помню, что для меня прочтение «Архипелага» — это был прорыв, можно сказать. Но я думаю, что и у Вас, отец Александр, наверное, что-то похожее случилось в жизни при знакомстве с его текстами?

Прот.А.Степанов: Конечно. Хотя, надо сказать, что первая книга, с которой я познакомился, примерно в то же время, может быть, чуть раньше – тоже в начале 80-х, потому что это было уже не в школе, хотя в школе уже в старших классах (я учился в 30-й школе) мы обсуждали, не читая пока еще самих текстов, но даже на уроках обсуждали, потому что…

М.Михайлова: …это было обязательно тогда?

Прот.А.Степанов: …это не было обязательно, но, видимо, учителям так или иначе вменялось в обязанность критически обсудить. У меня, например, сохранилась с тех лет, еще моих школьных подборка вырезок из газет….

М.Михайлова: …я помню эту знаменитую фразу: «я Солженицына не читал, но мнение высказать могу». Это воспринимается как анекдот…

Прот.А.Степанов: …да, и вот эта подборка у меня, по-моему, до сих пор сохранилась, она очень обширная. Я в то время уже увлекался вырезанием из газет всяких интересных сюжетов, потому что у нас дома чудом сохранились, например, газеты с сообщением о смерти Сталина и всех событиях, которые сопровождали ее. Мне как-то было интересно архивировать и дальше в газетном формате историю нашей страны. И вот о Солженицыне я уже предметно собирал вырезки. Очень много всего. Это был как раз период его высылки из страны, опубликования на Западе «Архипелага ГУЛАГ» — «Литературный власовец» и т.д., такие статьи были. «Литературная газета» — такие были огромные развороты на эту тему, и в других газетах поменьше тексты, но тоже не менее злобные. То есть уже интерес был. А вот первая книга, с которой я столкнулся, была «Август 14-го», как ни странно. Но она тоже меня, конечно, поразила, и там было, конечно, немного другое переживание, чем то, которое в «Архипелаге» возникает. Меня поразило там вот что: главный герой, Воротынцев, полковник царской армии, который воюет. Первая мировая война, гибель самсоновской армии… Меня поразило его отношение к солдатам, и его понимание себя как офицера, кадрового офицера русской армии. Мне очень запомнилось его размышление о том, что я — профессиональный военный. Что это значит? – это значит, что всю свою жизнь я живу за счет своего народа. Я ничего не произвожу, никаких благ, ничего не делаю. Но чем это оправдано? – это оправдано тем, что в тот момент, когда это нужно стране, я должен отдать свою жизнь. Причем не просто отдать, и не метафорически, а реально, и тоже, конечно, проявив определенный профессионализм, послужив на благо своей стране в военном деле. А вот те люди, которые рядом со мной, вот эти крестьяне, которые, собственно, меня и кормили все эти годы, они-то почему должны отдавать свою жизнь на эту войну? За Родину? – а что такое Родина? Почему они обязаны за что-то отдавать свою жизнь? За конкретных своих близких, за родителей, за ребенка, за жену, семью, какой-то близкий круг – вроде бы да, но за Родину в целом – вот это как-то непонятно. Поэтому он ощущает на себе этот груз гражданской ответственности. Он действительно призван к тому, чтобы послужить и послужить до смерти, а эти люди – нет. Меня как-то это очень поразило, что человек, осознающий себя гражданином, уже отвлекаясь от собственно военной темы, он действительно должен быть ответственен за тоже и других людей, которые, может быть, этого не осознают. Вот это обостренное гражданственное чувство, которое в «Архипелаге» тоже, естественно, проявлено очень сильно, но здесь оно сразу меня очень сильно впечатлило. А потом, конечно, через какое-то время попал мне в руки «Архипелаг», правда, мне попадались книги уже в зарубежном издании, не в фотокопиях. Тоже, естественно, я его за очень короткое время прочел, потому что это давалось, как правило, очень на краткое время, 2-3 дня, потом надо было передавать дальше. Ну там уже, конечно, огромный комплекс чувств возникал, особенно у молодого человека, который действительно, наконец, услышал слово правды, о которой мы все как-то подсознательно догадывались и понимали, что-то знали, а тут она была явлена в полном объеме и с таким огромным пафосом нравственным. Особенно, я помню, глава «Голубые погоны» или «Голубые канты» — о тех, кто служил в этой системе. Очень сильная глава. И, конечно, многое другое. Все это меня поразило, и, конечно, во многом, очень во многом определило дальнейший ход мыслей и чувств, и так далее…

М.Михайлова: Спасибо. Ирина Савельевна, к Вам тот же самый вопрос: как Вы открыли для себя творчество Солженицына, и какую роль этот автор сыграл в Вашей жизни?

И.С.Вербловская: У меня чувство глубочайшей благодарности к нему с ноября 1962 года, когда я взяла журнал «Новый мир» и прочла там «Один день Ивана Денисовича». Я прочла его тогда, когда я несколько месяцев как вышла из заключения. Тогда еще даже не было этого термина, который ввел Солженицын – никто не говорил «ГУЛАГ», никто не говорил «Архипелаг». Кстати, это тоже огромная заслуга Солженицына в том, что он одним емким словом передал целую подпольную страну, которая существовала одновременно с официальной жизнью. Она не была подпольной в буквальном смысле слова, но она была скрыта от нас, от большинства граждан была скрыта. И вот я, выйдя оттуда в марте месяце, в ноябре прочла «Один день Ивана Денисовича». Мои друзья, товарищи, близкие еще находились в это время в заключении, и мне казалось, что теперь, когда все прочтут эту повесть, откроются те самые ворота, снимут эти запреты – ведь весь мир теперь узнает, как жила значительная часть наших граждан, ни в чем не повинных, ни перед кем не виноватых, никаких преступлений не совершивших… И вот тогда это было первое чувство какой-то личной благодарности. Потом я прочла «Матренин двор», ну и те рассказы, которые были одновременно опубликованы: «Случай на станции Кочетовка», великолепный рассказ, и другие… Вот так я открыла для себя Солженицына. И хотя человек этот прожил огромную жизнь, можно сказать, весь двадцатый век, потому что если он родился в 1918-м, то пишет он о том, что было незадолго до того, то есть он охватил по существу весь двадцатый век… Для меня он все равно останется автором «Архипелага». И позднее его творчество меня не трогает – то, что он сделал своим «Архипелагом», перекрыло все остальное. Но он действительно пытался вскрыть корни событий 17-го года – это и «Март 14-го», и «Красное колесо», но что бы он ни делал – это не только литературный, не только исследовательский, но это гражданский подвиг человека, который написал, что он посвящает «всем, кому не хватило жизни об этом рассказать. И да простят они мне, что я не все увидел, не все вспомнил, не обо всем догадался» – то есть он еще и просит прощения, когда он впервые о них вообще заговорил! О миллионах безвинно погибших людей, либо людей, у которых была переломана жизнь, и за это я испытываю огромную благодарность, и это, собственно, привело меня сюда, чтобы сказать эти слова.

М.Михайлова: Действительно, наверное, «Архипелаг ГУЛАГ» – это книга удивительная и не сравнимая ни с чем. Колоссальный труд. Вот в этой стране, которая не говорила правду, человек взял на себя такую почти невозможную миссию сказать ту правду, которую ему удалось «увидеть, запомнить и догадаться», как он говорит…

И.С.Вербловская: Я знаю несколько человек, кого он опрашивал – преимущественно опрашивал в Москве, потому что живя под Москвой, он общался с москвичами. Я знаю, как он тщательно расспрашивал людей, которые прошли через эту мясорубку; как он расспрашивал родственников, у кого кто-то из близких погиб. И все это было в условиях страшной конспирации, это было в условиях, когда он сам подвергался реальному риску опять попасть за решетку. Я знаю людей, которые помогали ему скрываться — как он сам писал, что он работает «в укрывище», на подмосковных дачах у разных людей. Сейчас уже всем известно, что Ростроповичи предоставили ему убежище и всячески ему помогали, за что и поплатились многими годами изгнания из страны. То есть это действительно были экстремальные условия жизни, когда человек поставил себе такую задачу и решил ее. И я не знаю ни одного современника нашего, который бы на это пошел. Вот сегодня, я не знаю. Такого масштаба – я не представляю себе. Поэтому ни одно благодарное слово не будет достаточно, чтобы передать мое отношение к нему. Я знаю, что к нему есть много претензий, может быть, и у меня тоже. Но сейчас не время об этом говорить – придет время, и историки, и литературоведы все поставят на свои места. Но нужно помнить, что в длинной жизни есть разные этапы жизни. Мы знаем великих писателей, которые отрекались от своего раннего творчества – по-разному бывало. Но то, что сделал он на взлете первого этапа своей известности…Он же первый сказал всем: «жить не по лжи». Назовите мне еще хоть одного человека, который, во-первых, все это вслух сказал, и, во-вторых, который научился сам жить не по лжи в нашей действительности. А это разве не подвиг гражданский? Это уже не о писателе приходится говорить, а действительно о гражданине, и Гражданине с большой буквы. И это то, что никогда не забудется, и то, что останется. Понимаете, когда отбирается и потом подводится итог, ведь что-то отбрасывается, что-то остается, и вот это, безусловно, останется навсегда.

М.Михайлова: Спасибо, Ирина Савельевна. Я хочу напомнить нашим слушателям, что мы сегодня в прямом эфире, и наш телефон 328 29 32. Наша сегодняшняя передача «Культурная реакция» посвящена памяти Александра Исаевича Солженицына, и в ней участвуют протоиерей Александр Степанов и член общества «Мемориал», краевед Ирина Савельевна Вербловская. Звоните нам, пожалуйста, если вы хотите выразить свое отношение к великому писателю и гражданину, или задать какие-то вопросы. С вами радио «Град Петров», программа «Культурная реакция». О.Александр –

Прот.А.Степанов: Да, я хотел бы продолжить мысль Ирины Савельевны и в каком-то смысле еще приподнять эту планку высокую, которая уже поставлена. Мне кажется, что можно взглянуть на Солженицына не только как на писателя и великого гражданина, но, мне кажется, что он безусловно как-то причастен к пророческому служению, к пророчеству как таковому. Вот именно, как заметила верно одна наша сотрудница, отчество-то у него тоже интересное – пророческое…

М.Михайлова: Да-да, Исаевич…

Прот.А.Степанов: Да, ведь это один из самых ярких ветхозаветных пророков – Исайя. И Александр Исаевич имеет такое отчество – как бы наследует эту пророческую традицию. И действительно, я думаю, это так. Потому что пророк ветхозаветный – это человек, который говорит от Бога, который говорит некую правду. И эта правда не санкционирована никакой институцией человеческой и земной, ведь пророки, как правило, не принадлежали к священническому роду, к левитскому роду, т.е. это было не институциональное священство, но это была какая-то высокая харизма, которая в силу очевидности, глубины, истины того, о чем они говорили, она принималась всем народом. И вот в этом смысле, мне кажется, Солженицын очень близок вот к этой традиции. Это человек, которому удалось сказать что-то, что как бы превышает, может быть, просто обычный человеческий горизонт. Действительно, он где-то поднялся выше в своих обобщениях, в своих выводах, чем просто историк, чем просто писатель, сопереживающий, сочувствующий, чем просто гражданин, который любит свою страну и окружающих людей. Действительно в его личной судьбе были такие невероятные повороты, и он прошел через столь многое, через что прошла вся страна – Господь его провел через горнило всех этих испытаний жизни, вплоть до того, что он был болен раком, и как очень часто в Священном Писании, человек, который избирается Богом для особого служения, он как бы вопреки естественным законам или получает жизнь – мы знаем, как рождались некоторые великие пророки, Исайя, Самуил или Иоанн Предтеча, вне естественных законов, когда престарелая женщина рождала сына вопреки всем природным законам. Это всегда говорит о том, что здесь есть такое прямое вмешательство сверхъестественного, Божественной силы, которая как бы этого человека вызывает к жизни. И точно также человек, который был уже обречен своим онкологическим заболеванием, и теми условиями – мы уже «Раковый корпус» по радио нашему передавали, многие слушатели уже познакомились с этой книгой, – это совершенно автобиографическая вещь. Когда человек заболел раком в лагере – понятно, что там не было никакой медицинской помощи, и уже в очень запущенной стадии он попадает в относительно провинциальную больницу… И потом он проживает еще огромную жизнь, которая ему как бы Богом и дана для того, чтобы сказать своему народу нечто очень важное. Вот мне кажется, мимо этого пройти нельзя – только слепой может не почувствовать, не понять, что здесь есть действительно какое-то вмешательство Божественное в его судьбу. И именно для того, чтобы нам сообщить нечто. Потому что он, я думаю, свою жизнь и понимал, как дар, данный ему для пророчества.

М.Михайлова: Да, и поддерживая то, о чем Вы говорите, — ведь мы должны помнить, что главное призвание пророков – это напомнить об истине. Причем не теоретической, а практической истине. Как должен жить человек, чтобы быть достойным и Бога, и самого себя. И в этом смысле то, что Ирина Савельевна вспомнила, вот это короткое обращение – «жить не по лжи». Вот я навсегда запомнила эти слова о том, что каждому из нас всегда достанет – кусок хлеба и чистая вода, поэтому когда мы говорим, что мы лжем ради того, чтобы сохранить, скажем, своих детей, это очень большая неправда. Потому что Солженицын сам вступил на этот путь честности, и он всех нас призвал, и поэтому, конечно, ничего, кроме глубокой благодарности за то, что вот в этой пустынной стране звучал такой голос, мы, наверное, испытывать не можем. Но в то же самое время, все-таки, — не то, что мне бы хотелось какую-то ложку дегтя внести, не поэтому. А вот я читала, перечитывала к сегодняшнему дню те страницы «Дневников» отца Александра Шмемана, в которых он говорит о своих встречах и дружбе с Солженицыным. Шмеман хорошо его знал, очень глубоко его любил, невероятно ценил его творчество… Но давайте мы прервемся немного, у нас есть телефонный звонок. Добрый вечер, вы в эфире.

Слушательница: Здравствуйте, спасибо вам за эту передачу. Я хотела бы задать вам такой вопрос, наверное, может быть, риторический. Говоря, что Александр Исаевич Солженицын является пророком в нашем отечестве, не признанным, не кажется ли вам, о.Александр и Марина, что мы повторяем тот же путь ветхозаветного народа, которому эти пророки давались Богом? Они их отвергали, их казнили, мучили и уничтожали, и пришли к тому, к чему они пришли. Не кажется ли вам, что мы снова наступили на эти грабли, и повторяем этот же самый путь? Спасибо.

Прот.А.Степанов: Ну, все-таки, видите ли, сейчас то, что происходит после его смерти, говорит о том, что, казалось бы, внешне – нет, этого не происходит. Президент подписал Указ о увековечении его памяти, предлагается назвать улицы в трех городах его именем – это можно обсудить тоже, кстати говоря, стоит это делать или, может быть, не стоит, потому что есть мнение, что не стоит, — учредили стипендию и так далее. Какие-то делаются шаги. Но если мы вспомним Евангелие, то там есть еще очень хорошие слова, которые Христос обращает к иудеям: Он говорит, что вы, которые строите гробницы пророкам, которых поубивали отцы ваши, вы ничуть не лучше этих отцов…

М.Михайлова: «Отцы ваши убивали пророков, а вы строите им гробницы»

Прот.А.Степанов: «…но не думайте, что вы чем-то лучше». И вот это главная опасность, я думаю. Действительно, не так сложно увековечить память, поставить памятники, сделать какие-то внешние знаки. Я не говорю, что это не важно – это важно и нужно, и это, конечно, должно быть сделано в каких-то разумных пределах. Но главное, всегда ведь пророк призывает к перемене сердца, перемене ума человека. Вот насколько он оказался принятым в этом смысле? Насколько действительно мы сами поменялись, насколько мы вняли этому призыву жить не по лжи, жить, не приспосабливаясь? Потому что его пафос главный в том, что человек приспосабливается, как животное приспосабливается. Выжить любой ценой – это тема, которая широко обсуждается в «Архипелаге ГУЛАГ», — возможно ли, достойно ли человека так жить? Или надо НЕ жить – но не терять своего достоинства. Вот насколько в сегодняшней нашей жизни этот призыв является каким-то действенным, насколько он сегодня звучит, насколько это сегодня стало правилом нашей жизни. Вот это очень большой вопрос. И, конечно, это вопрос все того же огромного разговора, который мы в разных передачах ведем – о покаянии, то есть об изменении себя. Слишком страшные вещи произошли в нашей стране, чтобы мы могли продолжать жить так, как мы жили. Это просто будет безумие, путь в никуда.

М.Михайлова: Ирина Савельевна, Вы тоже хотели что-то сказать…

И.С.Вербловская: Кто-то из власть имущих сказал в эти дни, что надо прибавить часы в школе на изучение творчества Солженицына….

М.Михайлова: Самый верный путь – погубить это дело, мне кажется.

И.С.Вербловская: Но, если учитель сам прочтет «Архипелаг ГУЛАГ», уже это будет очень много значить; он уже по-другому будет говорить с учениками, потому что для учеников это сейчас то же самое, что древний Египет, египетские пирамиды… А рассказать об этой живой боли, не прочтя, трудно. Во-первых, как сказал Ахматова в 56-м году, что в глаза друг другу посмотрят две России – та, что сидела, и та, что сажала. Ведь, между прочим, сейчас, когда идет «марш несогласных», какие-нибудь полторы-две тысячи максимум человек, примерно столько же стоит по сторонам – то ли охраняющих их омоновцев, то ли от них охраняющих омоновцев. Это в мирных условиях спокойной жизни нашей. А сколько было надзирателей, конвоиров, исполнителей приговоров, обслуживающих – по разным обстоятельствам люди попадали на эту работу, но это же тоже миллионы, это миллионы не небожителей, а наших российских граждан, у которых своя психология, которым трудно объяснить сегодня, что их деды делали черное дело. Они служили, они зарабатывали деньги, они работали на той работе, на которую их послали. Т. е. пока не будет всеобщего покаяния, трудно говорить о единстве. И вот к этому-то и призывает книга Солженицына – я не говорю о последующих его книгах, а конкретно. Эта книжка написана, как он сам говорит, так, что двести двадцать семь человек – вот, представьте себе, соберите вместе эти двести двадцать семь человек, почти триста – сколько народу будет, и это каждый свою боль принес ему. А сколько он еще собрал материала, сколько он видел сам в лагере, на пересылках. И это дало возможность говорить о том, что пережил сам Солженицын и вся страна. Иначе это все можно погубить просто пустыми лозунгами. А действительно нужно изучать, и выбрать то главное, что нужно изучать…

М.Михайлова: Я просто скажу, почему я против изучения в школе. Я тут взяла газету какую-то недавнюю, и они провели экспресс-опрос: спрашивали молодых людей на улице, кто такой Александр Солженицын? И две девочки молодые, студентки, сказали, что да-да, мы знаем такую фамилию. Это писатель, мы его читали в школе, но что-то такое совсем не запомнилось. И один молодой человек – я страшно порадовалась – сборщик мебели сказал, что, да, я знаю, он сделал то-то и то-то, и назвал его произведения. То есть, понимаете, когда сейчас, скажем, «Матренин двор» и «Один день Ивана Денисовича» включают в курс литературы школьной, то это не эффективно. Потому что дети не в состоянии в этом возрасте и будучи в какой-то гламурной разодранной культурной среде воспринять сообщение, действительно великое, которое несут эти произведения. Поэтому если изучать Солженицына в школе, то я бы, например, предложила изучать его не в курсе литературы, а в курсе истории. Вот история ХХ века – это можно получебника написать, сопроводив фрагментами из произведений Солженицына – по «Архипелагу». То есть сделать «Архипелаг» одним из учебных пособий – действительно, сделать хрестоматию, выборки какие-то. И еще одно свидетельство, которое сегодня я услышала. Тоже молодой очень человек говорит: не читал «Архипелаг», потому что его невозможно читать, это больно читать, я не могу этого принять….

И.С.Вербловская: Мне один коллега-экскурсовод, молодой мужчина, говорит: я не вожу к шемякинским сфинксам, потому что это тяжело – зачем это надо? Люди едут отдыхать, развлекаться – зачем это надо? Это говорит человек тридцати с лишким лет, наш сегодняшний экскурсовод.

Прот.А.Степанов: Он – не пророк…

И.С.Вербловская: …отнюдь. Та вот, я думаю, что прежде, чем школьникам дать, нужно в педагогических чтениях, нужно в курсах усовершенствования учителей, в первую очередь надо, чтобы прочитали учителя. Надо там разобрать и прочесть эту вещь – историкам и литераторам, кто что возьмет. Может быть, литератор возьмет «Один день Ивана Денисовича», может, историк возьмет что-то из «Архипелага», а, может, и литератор возьмет что-то из «Архипелага», может быть, возьмет этот призыв – это же было письмо, написанное Съезду писателей «Жить не по лжи». Так что тут уж у нас литература и история смыкаются, как это бывает очень часто.

М.Михайлова: Да. Я хочу напомнить нашим слушателям, что мы в прямом эфире. 328 29 32 наш телефон. С вами радио «Град Петров», программа «Культурная реакция», и сегодня мы говорим об Александре Исаевиче Солженицыне с Ириной Савельевной Вербловской, членом общества «Мемориал», краеведом, и протоиереем Александром Степановым, главным редактором радио «Град Петров». Но вот все-таки возвращаясь к тому, что пишет Шмеман в своих «Дневниках»: он очень ценит Солженицына, и ценит его прежде всего за этот его пророческий дар и невероятное чувство правды. Но Шмеман всякий раз, когда он вспоминает Солженицына, он говорит: но ведь его не слышат, услышат ли его? Он имеет в виду разные среды – и эмиграцию, которая слишком занята бывает порой своими какими-то непонятными политическими отношениями, и вот этот благополучный Запад, который вряд ли способен услышать это слово. Услышат ли этого пророка? Не есть ли это такой «глас вопиющего в пустыне»? Так вот Солженицын, как фигура невероятно значительная и в то же время фигура внутренне очень непростая. Вот тот же самый Шмеман, он говорит, он, правда, очень критически относится к своим откровениям – я позволю себе небольшую цитату: « я понял тут одну вещь, но это так же, может быть, незначительно, как все прочие мои открытия. Мне вдруг стало ясно, что той России, которой служит, которую защищает, к которой обращается Солженицын, что России этой нет и никогда не было. Он ее выдумывает, в сущности, именно «творит», и творит по своему образу и подобию в сопряжении своего огромного творческого дара и гордыни. Сейчас начался «толстовский» период или, лучше сказать, кризис его писательского пути. Толстой выдумывал Евангелие. Солженицын выдумывает Россию… Биографию Солженицына нужно будет разгадывать и воссоздавать по этому принципу – начинать с вопроса: когда, где, в какой момент жажда пророчества и учительства восторжествовала в нем над просто писателем. Гордыня над творчеством…» Вот это имеется в виду, конечно, уже позднее творчество, с конца 70-х-начала 80-х годов, но вопрос, как мне кажется, очень существенный. Когда Солженицын писал «Архипелаг», это было свидетельство. И «Матренин двор», и «Один день Ивана Денисовича», и «Раковый корпус», и «В круге первом» и многое другое. Это свидетельство, это очень прямое открытое слово о том, что он пережил в собственном опыте. Когда он начинает говорить о России вообще, не является ли эта Россия, о которой он пишет, некоей конструкцией? Такой редукцией России к некоей идее писательской?

Прот.А.Степанов: Ну, наверное, можно согласиться во многом с этим. Действительно, Солженицын всегда очень ориентировался на Толстого, как писатель. Он об это прямо и говорит, и пишет. Может быть, да, судьба его творческая действительно в какой-то степени повторяет то, что прошел другой великий наш писатель – Толстой. Но все-таки, я не согласился бы вполне здесь со Шмеманом и с другими его, может быть, очень резко критическими замечаниями, хотя в них, безусловно, есть много правды. И в других местах, где он развивает мысль, что Солженицын – это Ленин сегодня, то есть человек, который поставил своей целью разрушить этот оплот лжи, оплот нечестия, и дальше уже все средства хороши, он идет как танк, разваливая все на своем пути. Я думаю, что, действительно, там, где Солженицын начинает пытаться учить… Ведь, безусловно, «Красное колесо» — это уже исследование такое учительское. Он хочет теперь разобраться, как это произошло, и всему миру как бы открыть какую-то истину в последней инстанции о России. Как это вообще все получилось, откуда это пошло? Это естественный, конечно, ход мысли. «Архипелаг» — это именно прямое свидетельство, а это уже некоторое осмысление исторической большой перспективы. И, наверное, здесь надо констатировать, что это ему не удалось. Действительно, здесь есть элемент претензии и, то, что прямо называет Шмеман гордыней, наверное, присутствует. Но ведь и любой пророк – это в конечном счете только человек, и он совсем не безгрешен. Пророки, например, бежали от своего свидетельства, они пытались сохранить свою жизнь там, где Господь направлял их просто на смерть. Так что здесь не нужно как-то делать из Александра Исаевича святого – и наоборот тоже не нужно…

М.Михайлова: Но речь идет скорее о том, что действительно останется в «золотом фонде» русской литературы. А что-то можно считать произведениями, ну скажем, менее….

Прот.А.Степанов: Публицистические сочинения, какие-то попытки исторического, может быть, даже чуть-чуть дилетантского исследования. Действительно, творчество его неравноценно и неравнозначно. А вот относительно первого вопроса, который Вы поставили, услышан он или нет в этой стране? – я думаю, очевидно, что он у нас еще не услышан, и, кстати говоря, на Западе все-таки услышан гораздо больше. Если просто посмотреть по тиражам его книг и по читаемости… Конечно, отчасти в этом «виноваты» огромные объемы его книг. Вот на Западе очень популярны такие антологии. Мы, кстати, на радио пошли по такому же пути. Невозможно читать на радио все подряд – весь «Архипелаг», все «Красное колесо», а мы хотим и с «Красным колесом» познакомить слушателей. Мы делаем выборку, берем какие-то наиболее существенные части, узлы, и выпускаем то, что менее, может быть, значительно…

М.Михайлова: Но у нас есть звонок. Мы слушаем вас, добрый вечер.

Слушательница: Добрый вечер. Я очень благодарна отцу Александру за его слова о таком пророческом даре Солженицына. Я только хочу сказать, что большое видится на расстоянии, и что сейчас вот такие выносить оценки, что его позднее творчество в чем-то уступает, мне кажется, рано. Я сама это читала, когда начинались публикации в журналах – в начале 90-х годов, но, как мне кажется, я была тогда не готова. Вот сейчас я хочу это все перечесть еще раз. Потому что, мне кажется, что это не просто учительство. Это настолько глубокое осмысление – но, разумеется, каждый осмысляет по-своему. Но оно очень драгоценно, потому что личность так велика и так значительна, и настолько она самодостаточна, не знаю, как точнее сказать… Конечно, такой человек всегда будет одинок, почти всегда. Великие люди находят очень мало отзыва настоящего у современников. И недаром его сначала подняли на щит все диссиденты – «Архипелаг», я, безусловно, согласна со всеми словами, здесь сказанными, это было действительно потрясение, открытие. Но потом они поняли, что он не из их компании. В чем-то они с ним были согласны, и он с ними согласен – но в чем-то он идет дальше и глубже. Они говорили о сталинизме – он первый стал говорить не о сталинизме, а об этом дьявольском большевизме, ленинизме, и недаром стал искать истоки. Не только в Сталине дело, а даже Сахаров все свел практически к Сталину. И язык Солженицына меня потрясает, так же, как и язык Толстого.

М.Михайлова: Спасибо большое. Да, мы совершенно согласны с тем, что личность великая, и в любом случае не наше дело выносить какие-то вердикты. А наше дело – воспринимать его творчество как импульс для дальнейшего размышления, потому что то, что Солженицын – это такой великий стимулятор свободной мысли, это совершенно очевидно. У нас еще звонок – добрый вечер, слушаем Вас.

Слушатель: Здравствуйте, Александр беспокоит вас. Простите, пожалуйста, я бы вот хотел по поводу памятников, которые сейчас намереваются взгромоздить в Москве, в Петербурге… Знаете, ведь у нас в Петербурге, можно сказать, уже и готовое место есть – и название хорошее: площадь Пролетарской диктатуры. Неподалеку от нее стоит Феликс Эдмундович в шинели нараспашку – у Штаба пограничных войск. Вот памятник Александру Исаевичу – какой-никакой, но лишь бы только какой-нибудь Чаркин или Церетели не делал… И как-то увековечить — ведь для Петербурга тоже не чужой человек. А вот в Москве говорят, что там десять лет нужно ждать….

Прот.А.Степанов: Спасибо Вам за звонок. Что касается увековечения памяти – вот в улицах, например, в монументах – Вы знаете, вот при всем том, о чем я уже говорил, как я отношусь к Александру Исаевичу, действительно есть у нас такой закон – что не ранее десяти лет после смерти можно называть именем человека улицы и так далее. Я думаю, что не пострадает Александр Исаевич, его память никаким образом, если десять лет, действительно, воздержаться от монументов и от таких внешних факторов. Мне кажется, важнее, действительно, изучать и в школе, и в других местах его творчество, его книги…

М.Михайлова: Думаю, да. Если мы все прочтем Солженицына, и посоветуем это сделать нашим детям, вот это и будет настоящий ему памятник. Ну что ж, спасибо. К сожалению, мы должны уступить место выпуску новостей. Спасибо, Ирина Савельевна, спасибо, отец Александр, спасибо всем, кто нас сегодня слушал. До свидания!

См. также: