Зимний дворец. Жизнь после революции

Программа Марины Лобановой

«Встреча»

Гость: Анна Валентиновна Конивец, старший научный сотрудник Государственного Эрмитажа

Тема: история Зимнего дворца и Эрмитажа после 1917 года

Эфир: 14 ноября 2020 г.

АУДИО

 

Анна Конивец:

Сейчас, когда мы говорим «Эрмитаж», мы говорим сразу же и о Зимнем дворце. И человек, который приезжает в город, он сразу видит огромный Зимний дворец, Малый Эрмитаж, Старый Эрмитаж, Новый, иногда не совсем разделяя их, но, как правило, когда идешь по улице и видишь людей, они, указывая на Зимний, говорят: «Вот это Эрмитаж», «Мы пошли в Эрмитаж». Как правило, уже Эрмитаж ассоциируется с Зимним. Хотя он никогда музеем-то и не был, это была главная императорская резиденция. И музеем он стал только после Октябрьской революции. Это-то и было мне любопытно. Когда захотелось узнать, что же там было сразу после революции, то я столкнулась с тем, что фактически ничего не написано, не напечатано, и история достаточно такая, я бы сказала, запутанная. Потому что про царскую семью тогда не принято было говорить, даже не упоминалось в экскурсиях о том, что здесь было когда-то, во всяком случае, это уже в послевоенные годы, о чем я знаю от наших старейших сотрудников. И пришлось прибегнуть к помощи документов, чтобы установить и для себя понять, что же там было.

 

 

Моя книжка называется «Зимний дворец: От императорской резиденции до Кавшколы Осоавиахима», то есть Кавалерийской школы. Как это не казалось бы странным сейчас, но действительно располагалась там Кавалерийская школа в тридцатые годы, она занимала манеж Малого Эрмитажа.

После революции Зимний стал называться Дворцом искусств, и он был превращен в такой, как мы бы сказали, «дворец культуры», потому что там показывали кино, кинематограф был открыт, в афишах это всё есть, фильмы показывали разные, устраивали концерты очень популярные, причём играл тот же придворный оркестр, только назывался по-другому. И, в принципе, если посмотреть документы и афиши, то и репертуар был старый, ничего тут особо не поменялось, публика только другая была. Естественно, ничего похожего на прошлую публику, дореволюционную.

…

 

 

Места было не так уж и много, то есть фактически использовался второй этаж, парадный, то есть парадный зал Николаевский, где сейчас у нас выставки проходят, в которые можно пойти, поднявшись по Иорданской лестнице, потом Гербовый зал, огромный, золочёный, ещё несколько залов, Невская анфилада, Концертный, рядом Фельдмаршальский. А в основном, если мы возьмём первый и третий этаж, то это были всё жилые помещения. И сейчас, конечно, трудно себе представить, но, скажем, первый этаж со стороны площади, вот где Комендантский подъезд, там были кухни. Кухни были пяти разрядов и плюс собственная кухня, то есть они занимали огромный кусок здания. И кладовые бесчисленные. И там же были небольшие квартирки для рабочих, кухонных в основном, потому что был еще придворно-служительский дом на Фонтанке, некоторые жили там, и были еще и общежития, о чем говорят нам документы, там, как правило, «одиночки», как написано, то есть не семейные люди жили. Жили и в подвалах, и в крошечных квартирках на антресолях. Третий этаж, где до недавнего времени ещё были импрессионисты, но вот сейчас они переехали у нас все в Главный штаб, а третий этаж был жилой, и кусок этого третьего этажа, окна которого смотрят на Адмиралтейство, Адмиралтейский проезд, называли даже в обиходе «лабиринтом», потому что там были жилые комнаты для фрейлин. И не только квартиры, но и назывались ещё «комнаты с удобствами», то есть небольшая комнатка, «удобства» так называемые, коридорчик, то есть очень небольшие помещения, и всё было в каких-то перегородках, лестницах. То есть вот такого пространства огромного, как мы сейчас видим, не было. Только второй этаж, в основном. А переделки уже начались в двадцатых годах. Сейчас вышла очень хорошая книга, посвященная архитектору Сивкову, где всё это описано. Наша сотрудница Светлана Федоровна Янченко опубликовала материалы А.В. Сивкова с огромными комментариями, и там как раз можно представить себе, как он перестраивал дворец.

 

 

А что было до семнадцатого – конечно, интересно, да, это опять же только по документам, которые сохранились в Российском историческом архиве. Это я всё смотрела в фонде Министерства двора. То есть то, что касалось, скажем, каких-то квартир высокопоставленных служащих двора, которые там тоже жили. Это были большие квартиры, как квартира Голицыной, какое-то время Столыпин там жил. То есть там масса народу жила. Это был дом, действительно, настоящий дом. И здесь ещё надо сказать, что царская семья с 1904 года фактически там не жила. Они же переехали в Царское село, в Александровский дворец, и сюда появлялись, в Петербург, наездами, иногда на какие-то события, здесь которые происходили, в свою, как Николай II называл, «квартиру», когда приезжали в театр Эрмитажный, либо по каким-то делам сюда, в Петербург. Но фактически здесь уже они не жили.

 

Долгие годы в Зимнем дворце находился Музей Революции. Он был задуман ещё в 1919 году, а открылся в январе 1920-го, фактически он занимал половину здания. Там постоянно шли какие-то такие тяжбы, могу сказать даже, постоянные споры между руководством Эрмитажа и руководством Музея Революции, они всё никак не могли договориться, кто будет оплачивать какие-то расходы. Но в основном всё это делал Эрмитаж, то есть содержал здание, занимался отоплением, чисткой, уборками всеми, потому что бывали такие случаи, когда мусор долго не вывозился, и все дворы были просто завалены мусором, есть и такие документы. И, в принципе, делал всё Эрмитаж. И как не пытались найти какое-то другое помещение для Музея Революции, это случилось только уже после Великой Отечественной войны. Музей Революции начал выезжать в 1946 году. А так он всё находился в Зимнем дворце и занимал половину дворца в сторону Адмиралтейства.

…

Надо сказать, что это не Октябрьской революции был музей, а музей революции как явления. Там были огромные коллекции, относящиеся к Великой французской революции, к Нидерландам, в общем, богатейшая коллекция была.

…

Я смотрела документы, что передавалось, скажем, из музейного фонда в Музей Революции. Там был и фарфор, там были и гравюры, там были и картины. Что самое, я бы сказала даже, для нас сейчас обидное, наверное, когда мне попались документы о том, что в Музей Революции передавался так называемый «вспомогательный материал», то есть рамы им нужны были – и большие рамы, и маленькие рамки, и они отдавались из музейного фонда и Зимнего дворца, в частности, скажем, описания такие: портрет военного в раме, портрет государя такого-то, портрет императрицы такой-то, фотографические карточки… То есть им это передавалось как «ненужное». Они, конечно, эти фотографии все и картины убирали, выбрасывали, а рамы использовали для своих каких-то целей. Если представить, сколько тогда пропало таких вещей… А для нас это было бы, конечно, очень интересно.

 

Марина Лобанова:

Так можно сказать в целом про 17-й  год: как много всего пропало! …куда всё делось?

 

Анна Конивец:

Когда я занималась своими предками, мне попались документы, что у одного из них сгорел дом в 1907 году, и в документе было написано, что это «распространение революционных волн». Еще в Первую русскую революцию стали жечь усадьбы.

 

 

А если мы посмотрим на историю Зимнего дворца, то тут, конечно, очень интересный момент – это жилые комнаты. Назывались они «исторические комнаты». В 1923 году они были открыты. Вход был с Октябрьского подъезда, то есть это подъезд, который со стороны площади ближе к Адмиралтейству, там два подъезда, если мы стоим лицом к дворцу на площади, с правой стороны – это Комендантский подъезд, где была квартира дворцового коменданта, и с левой стороны – подъезд Октябрьский, естественно, переименованный, а так он исторически назывался подъезд Ее Величества.

 

 

В 1923 году были открыты исторические комнаты, решено было устроить такую экспозицию и во дворце показывать народу, как Луначарский говорил, тиранов и деспотов. И действительно, устроили эту экспозицию, то есть фактически открыли так называемую квартиру Николая II, это второй этаж, где сейчас у нас выставка русского отдела, интерьер. Из подлинных интерьеров до нашего времени сохранилась только Библиотека и Малая столовая, благодаря тому, что в Малой столовой было арестовано Временное правительство. А в 1923 году полностью все эти комнаты были открыты для публики. И люди могли посмотреть, как жил последний царь. И также были открытые жилые комнаты Александра II и кабинет Николая I на первом этаже, маленькая комната под сводами окнами на Адмиралтейство.

 

И если посмотреть документы, какие-то справки, которые писал музей, то наплыв в эти исторические комнаты, которые подчинялись Эрмитажу, «любопытствующих», как писали, был огромный. И даже такие есть записки людей, которые там работали, хранителей, что надо ограничить этот наплыв, потому что мы не успеваем даже убрать в помещениях, потому что так много народу идет, что не успевают приводить их в порядок. Это, естественно, было обусловлено тем, что хотели видеть, как жили цари. По этому поводу можно привести такой пример, как люди реагировали. Есть такая книжка у Шульгина – «Три столицы».

 

 

Василий Шульгин приехал сюда нелегально в 1925 году, посетил Киев, Москву и Петроград  (в 1925-ом Ленинград уже). И он пришел в Зимний дворец посмотреть, что тут происходит. Музей Революции посмотрел – народу было не очень много. Но много, как много народу идут в эти жилые комнаты дворца! И вот он пришел туда, и пишет, что… прошел незамеченным, потому что немножко изменил свою внешность, и увидел огромный поток людей, которые шли в Зимний дворец. И его поразило, что ни одного дурного слова не было сказано. То есть он ожидал увидеть какую-то реакцию другую, что вот тут они… мироеды, угнетатели и прочее. А эффект получился совершенно противоположный – наоборот, кроме сочувствия ничего не было у людей. Причем люди туда шли совершенно простые. Например, я смотрела документы, которые у нас в архиве сохранились, там, скажем, «наряды на экскурсии» – из разных мест, из разных городов, какие-то группы, какие-то заводы, фабрики, учебные заведения, рабфаки, в общем, кого только не было. Они организованными группами приходили туда. И реакция была практически у всех одинаковая, о чем и пишет Шульгин – только сочувствие. Люди реагировали как нормальные люди. Поэтому нужный эффект достигнут не был. И еще… тот же самый Шульгин отмечает, что некое даже разочарование проскальзывало, говорили: «Да-а, думали, что вообще-то побогаче будет…». Скромность обстановки тоже как-то разочаровывала некоторых. Блеска роскоши они там не видели.

 

 

Эти исторические комнаты были открыты с 23-го до 26-го года и всё время поток народа был огромный, даже приходилось прибегать к таким мерам – увеличивать плату за билет, дабы сократить количество вот этих «любопытствующих». Как надеялись, будет меньше народу, но народу меньше не оказывалось. То есть интерес был колоссальный. И в 1926 году они были закрыты.

 

Марина Лобанова:

Почему закрыли?

 

Анна Конивец:

Может быть, из-за этого эффекта.  И были протесты в газетах. Писали и рабочие разные, и какие-то организации: зачем и почему вы закрываете комнаты, мы должны видеть, как царь жил. Даже какой-то красноармеец писал (хотя это может быть и сфабриковано, потому что уж стиль больно пафосный), что вот «когда я вижу эти комнаты, моя рука тянется к винтовке» и прочее, в таком «высоком» стиле и похоже очень на одного корреспондента, который отличался именно такими публикациями.

 

 

Когда я занималась этой темой, в Публичной библиотеке нашей, сейчас она Российская национальная библиотека, в рукописном фонде мне попалось одно письмо тогдашнего директора Эрмитажа Тройницкого Сергея Николаевича (он до 1927 года был директором), где он пишет академику Платонову длинную записку с объяснением, почему он считает, что эти исторические комнаты надо закрыть. И подоплека была совершенно другая. Для меня было это очень любопытно. Никакой политической составляющей абсолютно не было. Тройницкий был специалист по гербам, гербовед известный, геральдикой занимался и был еще хранителем драгоценностей. Человек очень такого утонченного вкуса, для которого вот это всё, связанное с модерном и с теми вещами, которые очень любила императрица Александра Федоровна – для него это было всё ужасно, для него это было просто непереносимо, он писал, что это такой дурной вкус, что мы не можем нашу публику воспитывать на этом дурновкусии. Как это так… зачем мы… это невозможно… У нас столько хороших вещей, а мы вот это вот всё тут показываем, как мы будем воспитывать подрастающее поколение… То есть надо всё это убрать, это не годится, это всё моветон, и лучше в этих комнатах устроить экспозиции Эрмитажа, потому что Эрмитаж нуждается в помещениях. Вот таким образом эти комнаты были разобраны.

…

 

Марина Лобанова:

Получается, эпоха Серебряного века – это дурной тон, он считал.

 

Анна Конивец:

Да. С нашей точки зрения, как мы смотрим сейчас на эти вещи в стиле Ар нуво, это великолепные вещи, скажем, вазы Галле знаменитые, это всё очень красиво, это изящно. А в то время это считалось дурным вкусом. Вспомните, скажем, момент, когда Киса Воробьянинов с Остапом ищут стулья и приходят в музей: «Смотреть здесь совершенно нечего. Упадочный стиль. Эпоха Керенского».

…

 

 

Главное для Эрмитажа в то время было – сохранять, это первоочередная задача была. После революции решили сразу принимать на хранение частные коллекции, именно на хранение. Таким образом многие коллекции просто сдавались сюда на хранение. Хотя, конечно, в то время и места не было, хранить было негде особо, тем не менее, они принимали эти вещи, они их описывали. Более того, ещё сотрудники ездили по усадьбам, которые рядом с Петербургом находились, и собирали там какие-то вещи, оттуда вывозили, из парков даже какую-то скульптуру спасали, привозили. То есть это задача такого вот служения была. Сотрудники Эрмитажа считали, что их миссия – сохранить. Поэтому часть вещей из Зимнего дворца перешла в коллекцию Эрмитажа. Это было просто убранство Зимнего дворца, и хранитель имущества дворца Н.Н. Дементьев, у него все были эти ведомости, он всё записывал, и благодаря ему, кстати, мы знаем, благодаря его рапорту мы знаем, что пропало после 25 октября, когда в течение двух дней там всё это растаскивалось.

 

 

Марина Лобанова:

И даже можно такой список посмотреть, что пропало?

 

Анна Конивец:

У него большой, на нескольких страницах рапорт, написанный на имя генерала В.А. Комарова, начальника Дворцового управления, и там он всё это подробно описывает. Причем, на то, чтобы составить этот рапорт, у него ушло, по-моему, порядка полутора месяцев. То есть он всё скрупулёзно проверял, что было разгромлено, что было забрано. Но в основном, если посмотреть, это, в общем-то, по мелочи, так скажем. То есть таких каких-то грандиозных вещей взято не было. Это была какая-то посуда, были какие-то небольшие вещи…

 

Марина Лобанова:

Что можно унести.

 

Анна Конивец:

Унести, в карман взять. Что-то побить. Он это описывает, и о чем писал Бенуа еще в дневнике, что просто громили. Скульптуру – взял, голову отбил… какую-нибудь лампу разбил…

 

 

Если мы возьмем 1919 год, то на третьем этаже, например, располагалась колония для несовершеннолетних, недолго, но она была. И тоже случайно как-то мне это попалось в документах, потому что это так не афишировалось особо, а попался интересный документ в архиве, там была ведомость по сервизной кладовой. Казалось бы, что там можно найти? И вот в этой ведомости был список разных организаций, в которые передавалась дворцовая посуда из сервизных кладовых. То есть известно, что во дворце было огромное количество посуды разной, мы говорим сейчас про ту посуду, которая использовалась во время балов. А если на бал приглашалось иногда больше трех тысяч человек, и были накрытые столы, то можно представить, какое количество посуды должно было быть. И эта посуда очень активно раздавалась в первые годы: какие-то детские сады, какие-то учреждения… И, в частности, там есть пункт такой – «в колонию для несовершеннолетних при дворце искусств», при Зимнем дворце. И, скорее всего, это, я так полагаю, были комнаты третьего этажа, бывшие фрейлинские.

 

 

Известный же факт, что в Зимнем был госпиталь перед революцией, в 1915 году он был открыт, огромные залы были превращены в палаты, есть известные фотографии, где мы видим, скажем, Николаевский зал сплошь заставленный рядами кроватей, и Гербовый зал, огромные эти залы. То есть, скорее всего, кровати, которые тут были – почему бы их не поднять на третий этаж и не поселить там несовершеннолетних.

…

 

 

Когда открывался памятник Радищеву в 1919 году на набережной прямо у дворца, Луначарский выступал с речью, он говорил, что вот у дворца тиранов мы ставим памятник революционеру. Даже почему-то в газете назвали Радищева декабристом. И такие разговоры шли, что вот этот дворец надо детям отдать, дети – наше будущее… Но потом Музей Революции открылся и от этой идеи отказались.

 

Полностью слушайте в АУДИО.

Книга А.В. Конивец «Зимний дворец: От императорской резиденции до Кавшколы Осоавиахима». В книге воссоздаётся история Зимнего дворца с начала ХХ в. до конца 1930-х гг. Используя архивные материалы, автор рассказывает о дореволюционном дворцовом быте, дворцовых служителях и охране царской резиденции; о многих значимых событиях, происходивших в Зимнем дворце в годы царствования последнего российского императора Николая II, и о тех, кто был близок ко Двору, а после революции связал свою жизнь с Эрмитажем. Читатель также сможет узнать, что происходило в Зимнем дворце в дни Октябрьской революции и сразу после неё; о послереволюционной жизни во дворце, демонстрациях и массовых праздниках на Дворцовой площади и музейной деятельности в 1920–1930-е гг.

 

Содержание:

 

ДВОРЦОВЫЙ БЫТ

Гофмаршальская часть

В. Б. Фредерикс

Служители: «очень обособленная и в своем роде вполне достойная каста»

Воспоминания о костюмированном бале 1903 года

Последний бал в Зимнем дворце

1904 год. Приготовления к балу

Бал 1904 года. Гости

Царский гараж

Дворцовая полиция

Памятный знак

Охранная команда Зимнего дворца

Запоздалая инструкция

Происшествия

Иордань

 

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА

1914 год

Лазареты

Проверка на благонадежность

Подарки к Рождеству

 

ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ МЕЖДУ ФЕВРАЛЕМ И ОКТЯБРЕМ

Скандал из-за пропавших валенок

А. Ф. Керенский в Зимнем дворце

Приказы полковника Анненкова

Эвакуация дворцовых ценностей осенью 1917 года

Генерал Комаров, князь Ратиев и другие

Сокращение штатов после Февраля. Пособия служащим

 

ОКТЯБРЬ

Один день в Зимнем

Кто первый произнес слово «штурм»?

После штурма

 

ВИННЫЙ ПОГРЕБ ВЫСОЧАЙШЕГО ДВОРА

Описные книги винного погреба Высочайшего двора

Мифы о царском вине

Дар князя Голицына

Что осталось в погребе к октябрю 1917 года?

Уничтожение винного погреба Зимнего дворца

«Замуравливание» погреба Аничкова дворца

 

ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ В ПЕРВЫЕ ПОСЛЕРЕВОЛЮЦИОННЫЕ ГОДЫ

Кинематограф во Дворце искусств

Митинг о роли музея в новом мире

Первая свободная выставка

Памятник Радищеву

Императорский фарфор — в колонии, детсады и колхозы

Прошения 1918 года

Галерейные служители. Прошения 1920-х годов

Из старых запасов

 

МУЗЕЙ РЕВОЛЮЦИИ В ЗИМНЕМ ДВОРЦЕ

Открытие

Размежевание

Тяжба с Музеем Революции

Музей молодежи

 

ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 1920-е

Уничтожение кухонь и квартир для чернорабочих

Распродажа «ненужного»

Исторические комнаты

Визит афганского падишаха

Вторая половина 1920-х. НЭП

 

ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 1930-е

Перестройка помещений и новые обитатели

Кавалерийская школа Осоавиахима

Склады в Зимнем дворце

Статский советник

Оприц

Чистки в Эрмитаже

 

А. А. ИЛЬИН И А. А. СИВЕРС

При Дворе

В Эрмитаже

Ильин

Брат-близнец

Сиверс

 

ПРАЗДНИКИ КРАСНОГО КАЛЕНДАРЯ

Первые годовщины Октября

«Приказ по армии искусства»

«Интернационал» в Николаевском зале

Первое мая 1920 года. Как снесли решетку Зимнего дворца

Второй конгресс Коминтерна. Привет пролетарской грозе!

7 ноября 1920 года. Снова «Взятие Зимнего дворца»

1924 год. «Галоша» на Дворцовой площади

Восьмая годовщина революции. Шестипалубный корабль

7 ноября 1927 года

Двадцать лет Октября

 

См. также: