Памяти архимандрита Кирилла (Начиса)
31 января – день Ангела одного из старейших, всеми любимых и глубоко уважаемых священнослужителей нашей епархии – приснопамятного архимандрита Кирилла (Начиса), скончавшегося в 2008 году.
К этому дню мы приурочили публикацию на нашем сайте материалов из цикла программ «Псковская Православная Миссия. Биографии», посвященных двум братьям, двум священникам, оставившим необыкновенно светлый след в жизни очень многих людей – протоиерею Иакову и архимандриту Кириллу Начисам.
«Эти два брата, два священника оставили необыкновенно светлый след в жизни очень многих людей…» Историк Псковской Православной Миссии Константин Обозный о протоиерее Иакове и архимандрите Кирилле Начисах: часть 1, часть 2.
Архимандрит Кирилл (Начис)
Многоразличными путями Господь ведет людей по пути спасения. И нам порой неведомы предначертания Промысла Божия. Однако для верующих людей, провожающих в путь всея земли скончавшихся, утешением звучат слова Апостола Павла: «Не хочу оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним» (1 Фес. 4:13-14).
Родившись в городе Даугавпилс (Латвия) в семье рабочих. Он с детских лет имел искреннее стремление послужить Богу и людям. Архимандрит Кирилл был участником Псковской миссии — замечательного явления в жизни Русской Церкви и русского народа в годы фашистской оккупации.
Во граде святого Петра по воле Божией, он был призван стать пастырем Церкви Христовой. С этого времени началось его 49-летнее священнослужение, которое проходило во многих храмах Ленинградской, а затем Санкт-Петербургской епархии. Ему суждено было стать первым настоятелем Свято-Троицкой Александро-Невской лавры, возрожденной после долгих лет насильственного разорения. Многие десятилетия Он с любовью совершал службу Божию, тщательно исполнял порученные ему послушания, посему его труды не раз по достоинству отмечались церковными наградами. Вся жизнь покойного, несмотря на годы ссылок и лагерей, являет достойный пример служения Матери Церкви и людям Отечества нашего.
Ныне, когда Господь призвал в обители небесные ревностного труженика, с теплотой вспоминаю наши встречи и беседы по наболевшим вопросам прошлого и настоящего. Храня верность своему призванию, и обладая даром духовного вещания и наставления, ему дарована была возможность многое сделать для возрождения церковной жизни, в нелегкие годы прежнего государственного строя.
АЛЕКСИЙ, ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ
В день начала войны , 22 июня 1941 года, я приехал в Ригу, поскольку на следующий день, в понедельник, должен был состояться суд, на котором обвиняли моих друзей, работавших до 1940 г. в Риге в детском приюте, в том, что они не так обращаются с детьми, и мне нужно было присутствовать на этом суде. Власть, новое начальство усмотрело в их действиях нарушение своих прав, и воспитателям грозило наказание. Однако, из-за войны разбирательство было отменено, суд не состоялся. Я в тот же день сел в поезд и поехал домой, в Двинск, а оттуда — в школу, где тогда работал, — в течение года при советской власти я трудился учителем в Салиенской школе под Двинском.
В церковном плане как все было? Храмы и церковный народ. Народ жаждал молиться, жаждал покаяния. И стали молиться… Верующих, церковных людей не так много оставалось, молодежи тоже не много было — шла война. Но было много человеческой боли, и нужно было ее преодолеть. И храмы были переполнены народом: слезы, молитвы, плач. Так проходили службы. За богослужениями в храме молились истово. Требы все тоже служились в храме.
В Новоржеве служил о. Иоанн Троицкий — старый священник, рассказывавший, как до войны складывались его отношения с властями. Вызывают его (или во время ареста), спрашивают: Поминаете ли вы в церкви советскую власть? Нет, — отвечает он, — не поминаю. «Почему? Вы против советской власти?» «Да нет, — это советская власть против нас. Потому, как если мы вас, советскую власть будем поминать в церкви, — вам противно будет…» Так он говорил. Ходил он всегда в рясе и шляпе, плохо слышал. Много лет ему было…
Неподалеку от нас, не доезжая Острова, был приход Маршавицы. Через него как раз проходила дорога на Псков. Псаломщиком здесь, а также в соседних приходах Сигорицы и Владимирец, где не было духовенства, служил Василий, фамилии его не помню, он же был и регентом, — управлял хором. В селе был значительный церковный центр, певчие были. Они держались его, вместе ходили по окрестным селам. Экзарх митрополит Сергий предполагал поставить его кандидатом на место священника, благословил ему готовиться к принятию священного сана. Уже была назначена хиротония его, когда пришло известие о том, что он убит партизанами…
В Сигорицах (селе, лежавшем километрах в 14 к северу от Выбора — Ред.) был церковный староста Георгий, очень благочестивый человек, — он тоже был убит партизанами. Народ его любил, до войны он был председателем колхоза, народ его сам избрал в председатели при советской власти. В годы войны он был старостой села и церковным старостой. Убили его по принципу: «Раз с немцами работает», — а он с немцами должен был по роду своей должности общаться, — и туда, и сюда поехать, какие-то дела решить. И в церковные старосты его люди выбрали…
Начальником Православной миссии был протоиерей Кирилл Зайц. Помню его с детских лет. Он был известным в Латвии пастырем, окончившим миссионерскую школу в Петербурге. В Риге в 1920-е-1930-е гг. он издавал журнал «Вера и Жизнь» на русском и латышском языках, журнал-календарь… В 1930-х гг. после того, как его отстранили от богослужений в кафедральном соборе, он жил на своем хуторе под Ригой, где занимался хозяйством, сам возделывал землю. По воскресным дням, в праздники он приходил в собор, но не служил, а стоял среди молящихся. Руки его были поцарапаны и изранены из-за тяжелого физического труда…
Перед войной он снова стал служить. Во Пскове они с матушкой жили при соборе. О. Кирилл возглавлял богослужения, совершавшиеся в нем, перед началом службы выходил встречать архиерея в дни приезда последнего во Псков. Когда в Миссию обращались из дальних мест с просьбой приехать к ним послужить, и никого из миссионеров не оказывалось свободного, чтобы поехать туда, о. Кирилл ехал сам. Помню, незадолго до праздника прп. Никандра Псковского приехали во Псков просить священника для службы в Никандровой пустыни. Место святое, почитаемое народом, — там это большой праздник местный, много должно было собраться почитателей памяти преподобного. А священников нет. О.Кирилл, человек в возрасте, — семьдесят три года уже было ему тогда, садится на подводу, и едет туда, а это на большом расстоянии от Пскова, едет служить. Одет при этом был очень скромно: постоянно в одной рясе и одних сапогах. Другой раз едет на требы в калошах, — единственные сапоги сдал в ремонт. Очень ревностный был пастырь, чрезвычайно яркая личность. Впоследствии его осудили на двадцать лет лагерей, а поскольку он был преклонного возраста, то там погиб.
Еще один человек, кто попал служить в Миссию, был Костя Кравчёнок. Мы с ним вместе учились в школе. В Миссии он преподавал Закон Божий. Школа при Троицком соборе была устроена на колокольне. Там проходили и те занятия, которые вел он. Позже мы с ним увиделись уже только после освобождения из лагеря, мы с ним встречались в Латвии. Он к тому времени работал в школе, преподавал физический труд. Окончил институт, женился. Надежда, супруга его, была дочерью старосты Покровской рижской церкви, где потом служил мой брат.
Кроме того, в Миссии служил также мой родственник о. Николай Жунда, он был близко знаком с моим братом и был женат на нашей двоюродной сестре. После того как о. Августин Петерсон, служивший военным священником в Двинской крепости, был хиротонисан в митрополиты, на его месте стал служить о. Николай Жунда, а мой брат там же — регентом и псаломщиком. О. Николай умер в лагере уже после смерти Сталина. Вот такое служение было в Миссии, во Пскове.
Ближайшими священниками, служившими в Луге, с которыми нам доводилось часто общаться, были о. Алексий Налимов и служивший с ним протодиакон Андрей Журавлев. Перед войной Луга считалась местом ссылки, «сто первым километром», так здесь к началу войны оказались многие высланные и репрессированные, в том числе и названные отцы. О. Андрей служил в Луге диаконом еще с дореволюционных времен. В 1930-х гг., после того, как все храмы были закрыты, им дали такую работу: оба были ассенизаторами, чистили туалеты в домах. Перед войной оставшихся без приходов священников (храмы, где они служили, были закрыты), брали не на всякую работу. Порой их заставляли исполнять именно такую, нарочито грязную работу, чтобы унизить их сан.
На службы в Ольгинскую церковь приходило много людей. В городе была особенная атмосфера, отличавшаяся от сельской Псковщины. В Луге оставалось немало людей, связанных с Петербургом, те, кто, очевидно, каждое лето приезжал сюда на дачу. Выехав в 1941 г. сюда на отдых, многие так и остались здесь на все годы блокады. Публика здесь была не простая. Многие из горожан, видимо, принадлежали к дореволюционному петербургскому обществу. В разговоре они могли перейти с русского языка на немецкий или французский, хорошо ими владели и свободно на этих языках изъяснялись. Беженцев в городе почти не было, большинство составляли те, кто проживал здесь и до войны.
Помню приход Романщина. Там служил преклонного возраста священник, — ему было около 90 лет. Когда он совершал богослужение, особенность была такая: он всегда стоял не прямо перед престолом, а сбоку. Дело в том, что он всю жизнь прослужил псаломщиком и привык так стоять. Наверное, перед войной он был рукоположен во священника. Внешний вид у него был такой: подрясника на нем одето не было, а вместо него — серый халат, вроде тех, что носят уборщицы, не длинный, чуть ниже колен, как юбочка серенькая. Поверх была одета куртка, короткая, чуть ниже пояса. Скуфеечка, под ней — длинные волосы, и трубка во рту. Сам он, несмотря на возраст, был довольно бодрым. Вот такой был священник.
В конце лета, когда фронт подошел к Риге, в Либаву приехал епископ Рижский Иоанн (Гарклавс) с матерью и приемным сыном Сергеем. Владыка Иоанн был родом из Курляндии, где родился в латышской семье. Прежде он служил священником здесь, на своей родине, в приходах Талси и Дундага. Он не был женат, детей у него не было. Его приемный сын Сергей, мальчик 16-ти лет, приехавший с Владыкой, был в годы войны взят им на воспитание, очевидно из числа беженцев, потерявших своих родителей. В годы войны это было распространенной в Латвии практикой, предпринимавшейся многими семьями и даже организациями с целью спасения русских детей. Так, например, Рижский монастырь брал на воспитание детей беженцев или детей, потерявших родителей. Отец Николай Харитонов, настоятель рижской Благовещенской церкви, взял на воспитание девочку-сироту. Я давно знал Владыку Иоанна и его семью, поскольку он в семинарии учился с моим братом, еще будучи священником. В годы войны митрополитом Сергием (Воскресенским) он был поставлен во епископы.
Одновременно с прибытием Владыки в Либаву была привезена чудотворная Тихвинская икона Божией Матери. Примечательно, что в город икону доставил не архиерей, а немецкий представитель Герингер, курировавший церковные дела. Икону поместили в Троицком соборе, где все дни ее пребывания в Либаве (один-два дня) и совершались службы при большом стечении молящихся. Среди богомольцев были и местные жители, но особенно много беженцев-переселенцев.
Когда советские войска 8 апреля 1945 г. взяли Кёнигсберг, нас арестовали и вывезли за город, — на сборный пункт, — в лагерь, располагавшийся на одном из хуторов. Приказали копать ямы, два на два метра. В этих земляных ямах можно было только сидеть в полусогнутом состоянии, сверху они закрывались крышкой. Содержали нас по четыре человека в каждой такой яме. Среди арестованных были и русские солдаты, и немцы, и пленные, и гражданские жители. Ямы охраняли солдаты, дважды в день выпускали проветриваться. Работала с нами контрразведка СМЕРШ 50-й армии…
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ АРХИМАНДРИТА КИРИЛЛА (НАЧИСА)
Отец Иаков Начис, 1956 год, Сыктывкар
См. также:
«Псковская Православная Миссия. Биографии» в Архиве на сайте