QR-код для пожертвований через СБП в вашем смартфоне.
ВЕРСИЯ ДЛЯ ANDROID
«Будем совершать поминовение и молиться»
9 мая 2017 г.
День победы, день памяти
Слушайте в нашем эфире и в Архиве вещания на сайте:
С 6 мая 2017 г., ежедневно, 00:30
Николай Николаевич Никулин. «Воспоминания о войне». Читает народный артист России Иван Краско
14:00 Чтения. А.И.Солженицын. Адлиг-Швенкиттен (передача 2). Читает автор
14:30 «Лики прошлого». История оперы «Брундибар» (передача 1). Программу ведет О.Волынкина
17:10 «Уроки истории». О книге Н.Н.Никулина «Воспоминания о войне» рассказывают К.М. Александров и протоиерей Георгий Митрофанов
19:15 Программа Л.Зотовой «У нас в гостях». Русские партизаны в Италии. Рассказывает М.Талалай (программа выходит в записи)
21:40 Радиолекторий. «Исторические этюды». Праздник Победы. Программу ведёт Ю.А.Соколов
9 мая 2017 г.
03:00 Чтения. А.И.Солженицын. Адлиг-Швенкиттен (передача 2). Читает автор
03:30 «Лики прошлого». История оперы «Брундибар» (передача 1). Программу ведет О.Волынкина
06:10 «Уроки истории». О книге Н.Н.Никулина «Воспоминания о войне» рассказывают К.Александров и протоиерей Георгий Митрофанов
07:30 Чтения. Стихи о войне. Читает протоиерей Константин Смирнов (передача 1)
10:00 «Непридуманное». Т.Миронова. Воспоминания о войне. Программу ведет Л.Зотова
10:30 «Перечитывая заново». А.Твардовский. Василий Теркин. Программу ведет Ж.Торчинова
11:00 Программа Л.Зотовой «У нас в гостях». Русские партизаны в Италии. Рассказывает М.Талалай
11:45 Чтения. Стихи о войне. Читает протоиерей Константин Смирнов (передача 2)
13:25 О войне и Победе. Беседа протоиерея Льва Большакова и протоиерея Александра Степанова
14:00 Чтения. А.И.Солженицын. Адлиг-Швенкиттен (передача 3). Читает автор
15:10 Радиолекторий. «Исторические этюды». Праздник Победы. Программу ведёт Ю.А.Соколов
17:10 В.Гаврилин. Военные письма. Программу ведет Л.Зотова
Скачивайте на «Сервисе скачиваний»:
ПРОКЛЯТЫ И УБИТЫ. ВИКТОР АСТАФЬЕВ
ВОСПОМИНАНИЯ О ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ. МАРИНА МИРОНОВА
БЛОКАДНЫЕ БУДНИ (ДНЕВНИК ЛЕНИНГРАДСКОЙ ДЕВОЧКИ). ГАЛИНА ЗИМНИЦКАЯ
БЛОКАДНЫЙ ДНЕВНИК. ЕЛЕНА КОЧИНА
ПСКОВСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ МИССИЯ. КОНСТАНТИН ОБОЗНЫЙ
ПАТРИАРХИ XX ВЕКА. ПРОТОИЕРЕЙ ГЕОРГИЙ МИТРОФАНОВ
ВОСПОМИНАНИЯ. ПРОТОИЕРЕЙ ВАСИЛИЙ ЕРМАКОВ
ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЙНЕ. НИКОЛАЙ НИКУЛИН
НЕИЗВЕСТНАЯ БЛОКАДА. НИКИТА ЛОМАГИН
БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА. ИСТОРИЯ ГОЛОДА. КИРИЛЛ АЛЕКСАНДРОВ
ВОЙНА С ФИНЛЯНДИЕЙ. КИРИЛЛ АЛЕКСАНДРОВ
Слушайте и читайте на нашем сайте:
Уже теперь день 9 мая в Церкви стал как Димитриевская родительская суббота (в память павших на Куликовом поле). Так и здесь мы молимся, вчера было возложение венков на Пискаревском мемориальном кладбище, наших 70 батюшек возлагали венки от нашей епархии, а 9 мая мы будем совершать поминовение и молиться. Очень важно, что это вошло в богослужебную традицию, в устав, я бы сказал. Мы поминаем на литургии вождей и воинов, а потом еще и лития служится. Это способствует преемству поколений и сохранению исторической памяти. В народе сохраняется чувство продолжения рода, что мы продолжаем славные традиции наших отцов и дедов.
На самом деле, конечно, о войне нужно долго рассказывать и осознавать ее. Долго, и всерьез, и глубоко, со всем, что связано с ней. Мы похороним через несколько лет тех, кто заслужил на этой войне медали, и нам останется только осознавать ее уроки. Cейчас, по крайней мере, оправдано наше ликование по отношению к тем, кто заслужил его, кто должен принять знак уважения и почтения к себе. Мы не можем сейчас так критически анализировать то, что эти люди пережили с таким трудом, и кровью, и болью. Может быть, они в чем-то заблуждаются в своих идейных понятиях, может быть, они были обмануты. Это, конечно, было. Коммунистический режим умел не только тиранить людей, но и здорово их обмануть. Но не в том дело. Очень было бы полезно для современного молодого человека испытать уважительное почтение к воевавшим людям. Это через некоторое время будет неактуально, потому что их уже не останется в живых. Однако уроки войны существуют очень надолго, и какие-то уроки правды должны тут проясниться, человеческие ситуации. Что люди вынесли из войны? Я помню лично по рассказам и переживаниям близких мне людей. Они пережили ту самую фронтовую или блокадную дружбу. Но это больше, чем просто дружба, это какое-то теснейшее родство, как если бы можно было сохранить тепло в тотальном холоде. Жизнь в самой средине машины смерти. Но жизнь не бывает без любви и без какого-то соприкосновения личностей. Вот это вот жертвоприношение, которое совершалось на глазах друг у друга каждым, оно, наверное, дало особое, может быть, не для всех, но для многих, углубление, утончение, очищение душ.
Вот в другой раз меня немножко так как-то зацепило, ранило в руку осколочком от мины. Я как-то сгоряча когда бежал, она рванула, что-то руку отбила больно. А я бросился вперед. По дороге падал, грязь туда попадала. Я как-то не придавал значения, думал, обойдется. А потом дня через два-три надрыв. Я в санроту. Там говорю санинструктору, что надо бы перевязать. «Чего же ты раньше не подходил?» Я отвечаю, что осколком зацепило и все. «Нет, а как ты это так мог бежать и чтобы осколок тебе в руку? Тебе ребята не поверят. Наверно так держал ее, чтобы туда попало. В общем так. Я пишу в истории болезни, что вы, атакуя, напоролись на колючку. Рукавиц не было, хватил колючей проволоки, дернул, колючкой поранился, вовремя не перевязал, и от этого у тебя пошло заражение». И с этой запиской я приехал в Торжок. Там был госпиталь. Боже мой! Теснота какая там была страшная! Койка в койку, прям яблоку негде упасть. Сестры милосердия, врачи перешагивают через койки, через раненых. Где-то там в середине нашлась мне койка, туда меня положили. Сестра перевязывает мне рану. И приходит, в накидку халатик, смотрю, у него окантовочка по погонам голубенькая. «Ну, как там, солдат? Что там случилось? Я вроде тоже от тех же самых траншей. Как это у тебя случилось?» Я ему рассказываю, что вот так и так. А инструктор меня предупредил: «Собьешься – твоя вина. Поэтому говори все четко по истории болезни». Ну, я ему рассказываю, как меня научили, точно по истории болезни. Он выслушал меня. «Все. Тебя там комиссия будет спрашивать. Все как ты мне рассказал, так и расскажи там. Ничего лишнего, и ничего меньше». Мы пошли. Сидит молодой, может быть мой ровесник, голубенькая окантовочка у него на петличках-погончиках, халатик наброшен. Мою историю болезни листает. Рядом врач, за спиной вот этот капитан. И вот он на меня так смотрит, как удав на кролика, как будто съесть готов. Тот задает мне вопросы, листает историю болезни. Ага, ранение? Болезнь? «А как это у тебя получилось? Ну-ка расскажи?» И тот прямо весь впился в меня глазами. Боже упаси, обмишулишься. Я рассказал. «Ну ладно. Хорошо. На выписку – здоров». В команду выздоравливающих меня определили. Из казармы приказали не выходить. Мы и не выходили. Оказывается, приходит с запасного полка офицер приема. То есть пополнение. 411 отдельный запасной полк Калининского фронта. Там много набралось человек. В нашей роте было человек около тридцати. Посадили нас на машину и повезли ночью. Привезли нас ночью в лес, выгрузились, привезли нас на площадку какую-то. Залегли спать в каком-то шалаше. Вот к нам новенький пришел и бросает вещмешок. Вещмешок пустой. Обратил внимание, гимнастерка на нем новенькая – складочки не размятые. У меня обмотки, а он в сапогах. И начинает разговор: «Как служил? Как воевал? Как получилось у тебя ранение?» Выслушал меня. Опять это, как у нас говорят, проверка на вшивость. Потом говорит: «Ой, нет! У вас тут плохо – пойду в другой шалаш». Больше я его не видел. И вот эти ребята проверяли нас, везде проверяли.
Дмитрий Иванович Тимофеев, ветеран войны
С христианской точки зрения – есть Царство Небесное, в которое мы устремляемся, и цель всего, что мы делаем на земле – это либо приблизиться к Царству Небесному, чтобы наши души оказались достойными войти в него, или, по крайней мере, чтобы наши поступки на земле этому не мешали. Любая война – это трагедия. И Церковь относится к войне именно как к злу, как к трагедии, которую нужно всеми путями избегать. Конечно, Победа – это радость, потому что прекратился кошмар в виде бомбежек, похоронок, а с другой стороны – это праздник со слезами на глазах. Итоги любой войны, пусть даже самой справедливой, самой победоносной – это всегда повод помолиться за усопших, за убиенных. И не случайно по каноническому правилу св. Василия Великого воин, пока он на войне, может причащаться хоть каждый день, но когда война заканчивается, то его на год отлучали от причастия, и в течение года он молился за тех, кого убивал, стоя в притворе храма, пусть это были даже какие-то иноверцы. И только через год его допускали до причастия. В этом был определенный смысл. Для меня День Победы – это повод вспомнить родственников, погибших в эту войну. Каждому из нас есть, кого вспомнить и за кого помолиться – война настигла каждую семью. Этот праздник – повод помянуть и мертвых и живых, и конечно повод вспомнить о ветеранах, как-то поддержать их. Сейчас налицо определенный подъем патриотизма – с флагами, с георгиевскими ленточками. Но почему так мало людей пришло помолиться за их души? Честно говоря, даже немножко обидно. Молитва есть молитва. А есть попытка светского осмысления воспоминаний о войне, там нет элементов религии, может быть, там есть какие-то элементы религиозного культа. С моей точки зрения, это неплохо. Это действительно повод вспомнить, как конкретно мой дед, мой прадед воевал, какие подвиги он совершил, каково ему было на войне. И еще: пройти с портретом оказались способны многие, но зайти в этот день в церковь, написать записку об упокоении этого человека – в голову не приходит. В Старо-Паново поставили памятник погибшим и без вести пропавшим в том районе, и о. Антоний Ветвицкий отслужил панихиду по погибшим православным христианам. Я живу рядом со Старым Паново, там проходила линия фронта, сейчас там посажена аллея берез, которая проходит по последнему советскому окопу, там сейчас есть мемориалы. И в этом месте несколько раз в течение 1941-1943 годов наши бросались в атаки, с огромными потерями занимали Старо-Паново, но не получив поддержки ни со стороны авиации, ни со стороны артиллерии, отступали. Эта деревня в течение войны несколько раз переходила из рук в руки. И память о войне там во всем: и сейчас там часто находят гильзы, каски, кости. Огромное количество наших солдат не захоронены, и не только в этом месте, таких мест много. Я очень уважаю отца Вячеслава Харинова за то, что он всячески поощряет деятельность поисковых отрядов и сам участвует в их работе для того, чтобы вернуть память об этих воинах
После этого товарищ Сталин, обращаясь к митрополитам Сергию, Алексию и Николаю, сказал: «Вот мне доложил товарищ Карпов, что вы очень плохо живете. Тесная квартира, покупаете продукты на рынке, нет у вас никакого транспорта. Поэтому правительство хотело бы знать, какие у вас есть нужды, и что вы хотели бы получить от правительства». В ответ на вопрос товарища Сталина митрополит Сергий сказал, что в качестве помещения для Патриархии и для Патриарха он просит принять внесенное митрополитом Алексием предложение о предоставлении в распоряжении Патриархии помещения бывшего игуменского корпуса Новодевичьего монастыря. А что касается обеспечения продуктами, то эти продукты они покупают на рынке. Но по части транспорта он попросил бы помочь, если можно, выделением машины». Да, действительно, он не имел даже машины все эти годы. Но вновь обратите внимание на Сталина: «Товарищ Сталин сказал митрополиту Сергию: «Правительство может предоставить завтра уже вполне благоустроенное и подготовленное помещение, предоставив Вам трехэтажный особняк на Чистом переулке, который занимался ранее бывшим немецким послом. Но это здание советское, не немецкое. Так что Вы можете совершенно спокойно в нем жить. При этом особняк Вам предоставляем со всем имуществом, мебелью, которая имеется в этом особняке. А для того, чтобы лучше иметь представление об этом здании, мы сейчас Вам покажем план его». Ну что же, все хорошо? Только представьте себе, что это такое – здание немецкого посольства? Как оно было органами НКВД начинено и прослушивалось со всех сторон? Это было все равно, что в аквариум поселить Московскую Патриархию. Но отказываться не приходилось. И до сих пор, как вы знаете, в Чистом переулке у нас существует Московская Патриархия. А далее опять Сталин возвращается к вопросу, казалось бы, мелкому, второстепенному. «Вновь затронув вопрос о продовольственном снабжении, товарищ Сталин сказал митрополитам: «На рынке продукты покупать вам неудобно и дорого. Сейчас продуктов на рынок колхозники выбрасывают мало. Поэтому государство может обеспечить продуктами вас по государственным ценам. Кроме того, мы завтра-послезавтра предоставим вам в ваше распоряжение две-три легковые машины с горючим». Конечно, митрополит Сергий и в силу уровня своего духовного развития, и в силу своего возраста, в силу своего внутреннего состояния не нуждался ни в каких продуктах по госценам – из распределителя кремлевского. Но он не откажется от этого, прекрасно отдавая себе отчет в том, что нарочито повторенное Сталиным предложение свидетельствует о том, что в стране, где не законы, а именно приобщенность к определенного рода привилегиям является лучшей гарантией для сохранения себя, такое предложение нужно принять. Хотя, конечно, и это ни от чего не спасает.
Потом команда: «В эшелон!» Посадили нас в товарные вагоны. Ехали по только что построенной фронтовой дороге. Песчаная местность, не как сейчас. Где мелко – подсыпали песком, уровняли. Короче говоря, на грунте положили шпалы, связали рельсы. И чуть ли не шагом паровоз тащит наш эшелон туда. Куда-то он нас привез. Ночью выгрузили, нас по частям развезли. Пятый укрепрайон, под Духовщиной оказались, в Смоленской области. 980-ая отдельная рота связи – вот туда и попал, а почему – не знаю. Пожили немного так, потом мне командир дает или проверку, или еще что-то вроде того. «Вот тебе приказ. Возьми катушку…» Объяснил мне, как что. Идти по лесу по указателям. «Будешь идти, и найдешь такое-то хозяйство». Я пошел. Иду себе и нахожу указатели. От приметки до приметки точно иду, значит, все нормально. Вдруг смотрю – ребята с сорокапяткой, пушкой, пуляют куда-то. Думаю: «Значит, тут где-то уже передовая рядом, в нескольких сотнях метров». Я опять иду от указателя к указателю. Они занимаются своим делом, а я дальше иду. Нашел все указатели, пришел на место: «Где командир роты?» Меня солдат привел к командиру роты. Я ему докладываю: «От командира роты такого-то прибыл в ваше распоряжение дать вашему хозяйству связь». – «А мне никакой связи не надо. У меня вся связь есть, все уже сделано». А я говорю: «Ну у меня же приказ. Даже сказали, от какой траншеи до какой траншеи». – «Нет не надо и все». – «Но я же приказ выполнить должен!» – «В общем, передай, что ты приказание выполнил. Иди отдыхай!» А дело уже было к ночи. Куда идти? Смотрю – лошадь. Ребята над убитой лошадью работают. Я тоже сам себе отрезал, положил в котелок и сварил. А место болотистое – низина. Еще там гривка такая. И вот на этой гривке, оказывается, нашу роту потом и разместили. Ну, видно было, что немцы там где-то пригнутые ходят. Потом двуколка с кухней приехала. Видно, что половина местности была скрыта, а вторая половина просматривалась. Там немцы, ведь пальнуть по ним можно было. Кстати, я попытался рассматривать немцев, а мне говорят: «А ты не высовывайся – немец тебя снимет сразу». – «А как это снимет?» – «Да в легкую! Как снимет – так узнаешь!» Ну, мясо себе сварил и спать. Поместили в землянку, на полу там вода, нары, жерди лежат. Я еще веток набрал, на эти жерди бросил. Раз я не ваш солдат, значит, я свободен – могу до утра спать. Лег спать. Проснулся утром. Думаю: «Боже мой! Болото!» Говорю: «Ребята, а что это за такие круги на полу с водой? Ведь вчера же их не было!» Отвечают: «А это вчера минометный обстрел был!» А я ночью спал, и даже не слышал. Потом к этому уже так я привык, что даже не обращал внимания. Пошел, потом, доложил тому, кто меня определил на ночлег, что убываю в распоряжение своей роты. Так вот и ушел. Потом нас по роте разместили. Через месяц наступление. Был один эпизод. Что такое укрепрайон? Оборона, насыщенная техникой, чтобы удержать рубеж. Тяжелые пулеметы, минометы, артиллерия. Чтобы было чем отбиться. Пошло наступление, огневая, все как положено. Командиры все знают наперед. Ура, рубеж взяли! Немца посунули, хорошо посунули. Он отходит. Нашу роту строят, и мы идем уже как бы вдогонку им пешком. Один эшелон гонит, второй идет в поддержку, как бы в резерве. Вот я и оказался в резерве. Идем… Проходим сколько-то – деревня рядом. Остановили роту. В чем дело? Солдат к командиру роты подходит: «Товарищ командир, разрешите домой сбегать. Вот тут рядом, у меня тут дом: жена, семья. Только что после немца!» – «Не могу! Не имею права!» – «Я же вернусь!» – «Не знаю. А вдруг, мало ли дело ночное, сбежишь!» – «Да нет же!» – «Ну ладно. Я с тобой двух солдат пошлю». Подходит человек с голубенькими погонами: «В чем дело?» Командир роты ему докладывает: «Вот тут солдат. Проходим мимо деревни, а тут рядом его дом, он хочет пойти посмотреть». Он отвечает: «Нет, не имеешь права! Я держал оборону, я тут старался, воевал. А ты тут домой! Вперед! Шагом марш!» Это я рассказываю к тому, насколько бесчеловечен был тот режим, который в первую очередь следовал за уставом. А с этими ребятами не шутили.
Дмитрий Иванович Тимофеев, ветеран войны
Это советское отношение к человеку. Для советской власти человек ничего не значил. Но все-таки сдвиги есть – и деятельность поисковых отрядов заставила власть повернуться к проблеме пропавших без вести. Наши потери – достаточно большие, чтобы мы помнили о могилах. Памятники, конечно нужны, но прежде всего нужны не безликие монументы, а фиксация имени – каждого павшего. История персонифицирована. Если не будет связи с конкретным именем, с конкретным человеком, с его историей – память неизбежно стирается. Самые трагические воспоминания люди зачастую не могут никому рассказать, передать, не могут озвучить. Но много случаев, когда такие воспоминания доверяют священнику. Одна девочка в блокадном Ленинграде написала письмо Богу. Это письмо принесли к нам в храм. Из таких предметов в нашем храме собирается музей. Я смотрю спокойно на эти ленты, на шумиху. Пусть кто-то еще не дорос до высокого понимания войны, но ничего, надо уметь и порадоваться.