НЕДЕЛЯ

Программа Александра Крупинина «Неделя»

Прямой эфир: 4 ноября 2012 г.   Слушать аудио в Контакте

Александр Крупинин: У нас в гостях настоятель храма во имя святых первоапостольных Петра и Павла при университете им. Герцена иерей Димитрий Симонов. Сегодня церковный праздник – Казанской иконы Божией Матери и День народного единства. Я хотел Вас спросить, отец Димитрий, как Вы оцениваете государственную составляющую этого праздника, что мы празднуем? И как между собой связаны эти два праздника?

Свящ. Димитрий Симонов: Я прямой линии в формировании этого праздника не знаю, но мне кажется, что те, кто пытался устроить этот праздник, понимали, что оставлять выходным днем 7 ноября если не преступно, то, как минимум, неразумно. Это событие разделяло и продолжает разделять людей. С другой стороны, общество наше малоподвижно, особенно в вопросах, касающихся выходных дней, лишить выходного было невозможно (это могло кого-то обидеть даже больше, чем любые идеологические или политические причины). Эту дату выбрали, как дату историческую, но она достаточно искусственна, люди давно забыли те события. Но историю, особенно свою, учить никогда не поздно, а вспоминать всегда вовремя. В этом мире и государство и обычные люди – все хотят покоя, тишины, никто не хочет никаких потрясений и стрессов, это вполне нормальное состояние. И общество ищет мира, равновесия, покоя, и государственные деятели хотят, чтобы не было каких-то внутренних раздоров. И каждый не хочет этих раздоров, но не хочет научиться уступать. Это как на дороге: водитель не хочет пропустить пешехода, пешеходы – водителей, водители – друг друга, и возникают проблемные ситуации. И мне кажется, что Церковь, действительно, может дать примирение значительно более глубокое. Я вспомнил слова Христа «Не мир я пришел принести, но меч». Да, Христос принес этот меч и разделение произошло, но не между людьми, а между добром и злом, между выбором блага и выбором зла. И на литургии мы молимся «о свышнем мире». Этот мир гораздо более глубокий и принципы, по которым он выстраивается, несравнимо более высокие. И здесь есть такая миссионерская и внутренняя удача, в том смысле, что христианство может этому миру предложить нечто такое, что будет менять его. Другое дело, что этот голос Церкви должен быть услышан, свидетельство Церкви о Христе, о той любви и милосердии, милости, к которой Он призвал, должно быть услышано.

АК: Праздник народного единства, а насколько это единство достигнуто в нашей стране?

ДС: Мне тяжело говорить о всей стране. Но по опыту своего прихода я знаю, что даже если наши взгляды разнятся в каких-то вопросах, нас объединяет любовь Христова и осознание единства во Христе делает нас выше многих проблем. Если мы с тобой вместе говорим Богу «Отче», обращаясь к Нему, нас связывает что-то несравнимо большее. Здесь Церковь может успешно помочь, если не произойдет какой-то подмены. Именно поэтому мне кажется очень мудрым решение не использовать ни в коем случае солею как место для каких-то политических акций, а церковные лавки и библиотеки как пространство для распространения любой литературы, не призывающей людей жить во Христе.
В Церкви есть огромная потенция к тому, чтобы изменить государственный строй, возбудить патриотические чувства и так далее. И меня вдохновляет опыт ранней Церкви. Апологеты первых веков христианства строили свою защиту на том, что христиане не принесут дурных плодов для государства: христиане не воруют, не лгут, они честны, последовательны и ответственны. Апологеты пытались донести до римской верхушки идею того, что не стоит гнать христиан, что Римская империя будет от них только получать пользу. Сила Церкви именно в том, что Царствие Божие не от мира сего, но оно может быть явлено в этом мире. И для любого государства, для любого народа, бесспорно, будет прекрасно, если традиционными станут христианские ценности, если все то, о чем говорит Евангелие, станет системой взглядов людей, если люди научатся прощать, быть милосердными, научатся жертвовать, создавать семью такой, какой ее видит христианство – общество от этого будет только выигрывать. Поэтому самый патриотический путь и самая активная созидательная деятельность для государства от нас, христиан – в том, чтобы быть верными Господу Иисусу Христу, миссионерствовать как можно больше, катехизировать как можно больше, свидетельствовать о Царстве Небесном, и именно это свидетельство принесет благо обществу.
И даже если придут такие страшные режимы, как большевизм в России или нацизм в Германии, то христиане опять будут солью земли, потому что это люди, которые не будут думать только о себе в страшных условиях. Давайте вспомним тех священников, монахов, которые прятали еврейских детей, спасая их от неминуемой смерти. Христиане – это те люди, которые идут путем самоотречения даже тогда, когда так страшно и плохо, что срабатывает поговорка «спасайся, кто может», береги свою жизнь, не думая ни о ком. Проповедь Евангелия и свидетельство о Христе – это как раз то, что больше всего нам нужно.
Вера объединяет людей. У нас есть прекрасный документ «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», в котором Церковь очень четко сформулировала мысль, что даже если власть, отечество пойдет не тем путем, к которому призывает Евангелие, Церковь оставляет за собой право призвать своих чад оставаться верными Христу, Евангелию, несмотря ни на что.

АК: 30 октября был День памяти жертв политических репрессий, и мне очень нравится, что этот день пока еще власть не «оприходовала». Это праздник граждан, гражданского общества.

ДС: Мне кажется, этот день недостаточно замечен, и я бы уделил большее внимание этому событию, но не с целью – посмотрите, какие были злодеи, чтобы еще больше разделить наше общество. Мы должны учить своих детей и сами не забывать о том, какие мы совершали ошибки. Мы должны напоминать самим себе, какие страшные ошибки общество может сделать, и как легко можно потерять тот Божий дар, который был дан человеку от его сотворения – свободу, как можно неразумно распорядиться этой свободой, и какие могут быть страшные последствия. Делать какие-то выводы на собственных ошибках народ должен, это признак самостоятельности общества. Мне кажется, мы недостаточно уделяем внимания памяти тех страшных лет, когда пострадали не только мученики, но и простые, обыкновенные люди. Хотя в Церкви это внимание уделено: у нас есть память мучеников, исповедников, в этот день мы не только молимся им, но и по-прежнему совершаем панихиды за тех, кто пострадал.

Вопрос слушателя: Мне хочется, чтобы мы все вместе сделали первый разумный шаг к светлому будущему – похоронить несчастного Володю Ульянова.

ДС: Мне пришла на память одна очень смешная история: в одной из телепередач, в ходе диалога о захоронении В.И.Ульянова, В.В.Жириновский сказал: пускай коммунистическая партия содержит его тело за свой счет, они же первые его и похоронят.
С точки зрения христианской традиции это не мощи, конечно, и тело должно быть предано земле. Но не идут на это потому, что боятся каких-то, опять же, разделений. Сейчас вообще стараются эту тему не поднимать, общество остро не переживает эту проблему. И тот факт, что на Красной площади стоит восстановленный храм Покрова Божией Матери, восстановленная Иверская часовня, и тут же продолжает находиться это мрачное погребальное сооружение – говорит об общем равнодушии. Для меня, как для священника, Владимир Ульянов является человеком, отлученным от Церкви, анафематствованным патриархом Тихоном, и мне очень больно, что он продолжает там оставаться. Я всегда как-то презрительно смотрел на мавзолей, на погребение рядом Сталина и других. Я почитаю многих новомучеников, считаю их примером для подражания, их иконы вдохновляют меня и прихожан в нашем храме. Но, несколько лет назад, когда я оказался на Красной площади у мавзолея, я пристыдил себя и перестал с какой-то неприязнью и закипающей злостью смотреть на это, мне вдруг стало жалко этого человека. И его и всех остальных, кто, так или иначе, был причастен к этому. Я вдруг посмотрел и подумал – какая это катастрофа для души этого человека, какая потеря, ведь человек действительно заблудился в своей жизни, человек настолько перешел на сторону, противную Богу, и такое богоборчество, идейное, глубинное – мне, честно говоря, стало страшно и бесконечно жалко. И впервые в жизни я так искренне пожалел этих людей и ушел оттуда совершенно с другим чувством, чем прежде.

АК: А теперь к вопросу о ювенальной юстиции. Что Вы можете сказать об этом, отец Димитрий?

ДС: Та система, которая у нас есть сейчас, работает не очень хорошо, это факт. С молодежной общиной прихода мы посещали детский дом и видели детишек, которые пережили стресс, насилие, в том числе и сексуальное, в семьях алкоголиков, видел детей, которые по нескольку суток сидели закрытыми в кладовке, голодными, в страхе перед собственными родителями. И то, что на такие вещи нужно реагировать и ребенок должен быть защищен – это однозначно. Государство, конечно, не должно вмешиваться в приватную сферу семьи, но кто будет защищать ребенка, если его некому защитить? Если родители воруют у ребенка детство, то должны быть структуры в цивилизованном обществе, которые придут и защитят ребенка. Но в нашем обществе мы прекрасно видим печальные примеры коррупции, у нас сейчас порядка ста проверяющих организаций, чиновник приходит, что-то смотрит. И я уверен, что даже в самой благополучной семье можно выискать недостатки – любые: состояния помещения, недостаток жилплощади (особенно в многодетных семьях). И не исключаю возможности, что может прийти чиновник и поставить перед выбором: или будете иметь проблемы, или платите взятку. Я сам многодетный отец и мне мои дети дороже всего на свете, и я не готов отдать ребенка в детский дом, пока длится судебная процедура, да и на суд надежда невелика. Сторонники ювенальной юстиции приводят примеры Европы. Но там тоже разная ювенальная юстиция – одна во Франции, а другая, например, в Финляндии, где она доходит до абсурда. Мне очень нравится мать Тереза Калькуттская, это еще одна христианская сила, которая показала себя в XX веке. Она рассказывала много интересных случаев. Например, они подобрали на улице маленькую девочку, она с мамой жила под деревом в картонной коробке. Ее привели в приют, обогрели, накормили, а на следующий день она сбежала. Через какое-то время они опять нашли ее с мамой под деревом. Они снова забрали девочку, и она опять вернулась к маме. Ребенку в теплом, благополучном приюте оказывается хуже, чем рядом с мамой.
А у нас, если государство обратит внимание на то, что огромное количество многодетных семей годами стоят в очереди на получение жилплощади – это была бы значительно более прогрессивная программа. Ребенка, конечно, нужно защищать, но где критерии, по которым это нужно делать? Однако будет очень неплохо, если родители (некоторые) будут помнить, что за чрезмерное применение силы они ответят. И за этим процессом должен быть какой-то общественный контроль. Нужно разобраться (если хотят устроить ювенальную юстицию), почему не работает или плохо работает та система, которая сейчас есть, и, может быть, стоит ее как-то модернизировать и обязательно подключить общественность?

АК: Хоть ювенальная юстиция, хоть нынешняя система – это те же чиновники и те же взятки. Пока у нас не будет гражданского общества, пока люди сами не объединятся в рамках совета микрорайона, совета этого подъезда, нам не поможет никакая ювенальная юстиция. А если я, Вы, мы – знаем друг друга, неравнодушны к проблемам ближнего, мы не позволим забрать ребенка у хороших родителей, это от людей зависит, а не от системы.

ДС: Мы опять приходим к тому, что общество не должно быть равнодушным.

Текст: Н.М. Лукьянова